Кто такая рыбачка соня
Рыбачка Соня
Рыбачка стояла с зимней удочкой в руке возле своей лунки в гордом одиночестве. Основная же масса рыбаков — человек двадцать, не больше — кучковалась в метрах ста ниже по течению реки.
Поэтому, увидев на льду эту женщину, одетую как и положено зимнему рыбаку в ватные штаны и овчинный тулуп, Вася только усмехнулся, быстро прошёл мимо и поспешил к основной толпе. Вася прекрасно знал — там, где на льду кучкуется народ — там и клюёт.
Быстро нашёл себе подходящее местечко и торопливо принялся бурить лёд своим классным буром.
— Привет. — К Васе подошёл незнакомый молодой паренёк в ватнике. — А чего ты возле Сони не встал?
— Привет. Возле какой Сони? — не понял Василий.
— А мимо которой ты сейчас прошёл. — Паренёк показал рукой на ту самую женщину. — Вон она, рыбачка Соня. Так её мужики прозвали.
— Так она же там одна стоит, — хмыкнул Вася. — Значит, здесь рыба берёт лучше.
— Как бы ни так, — с обидой в голосе сказал парень. — У неё, как раз, клюёт как из пушки. Здоровый подлещик дуром берёт. Я собственными глазами видел.
— Да ладно… — замер Вася. — А чего тогда ты сам здесь стоишь? Чего, стесняешься её что ли?
— Я бы там с удовольствием встал… – Парень недовольно хмыкнул. – Только она-то встать рядом никому не позволяет. Некоторые пробовали, не получилось.
— Почему? — удивился Вася.
— Очень уж скандальная женщина, эта рыбачка Соня. А так, давно бы все там стояли.
— Скандальная, говоришь? — Вася торопливо подхватил свой бур, рыбацкий чемодан и поспешил обратно, к женщине поближе.
Не здороваясь с этой рыбачкой, он опять торопливо приступил к бурению.
— Эй, мужчина, вы зря здесь якорь бросаете, — раздался властный женский голос.
— Почему это? — охотно откликнулся Вася.
— Потому что в радиусе ста метров вся рыба прикормлена моей кашей.
— Вашей кашей? — удивился Вася, не прекращая работать буром.
— Моей, моей. А раз так, то значит, пасётся эта рыба здесь только благодаря мне. Вам понятно, мужчина?
— Не совсем, гражданочка.
— И чего ты не понял? — перешла женщина на «ты».
— Я не понял, как это может быть, что каша пасётся? — Вася уже доставал из чемодана зимнюю удочку.
— Рыба пасётся, а не каша! — Женщина повысила голос ещё выше. — Какой не понятливый! Я тогда тебе скажу проще, дядя, рыба здесь вся моя. Уяснил? Эй, мужчина, я с тобой разговариваю!
— А у вас каша с чем была сварена? — Вася достал из-за пазухи коробку с мотылем, и спокойно стал насаживать мочку на крючок.
— Эй, мужчина! – Женщина уже почти кричала. — Ну-ка, сворачивай свои удочки! Я говорю тебе, это место я прикормила! Значит рыба здесь вся моя! Не ясно, что ли?
— Вы зря, ругаетесь мадам, — усмехнулся Вася. — Я вчера здесь вечером тоже кашей рыбу кормил. Перед уходом целое ведро подкормки под лёд бухнул.
— Ха! Так я тебе и поверила! — Было слышно, что рыбачка Соня даже рада поскандалить. — Кормил он, как же! Вчерашнюю кашу они вчера съели, а сегодня мою едят!
— Поэтому я и спрашиваю, у вас каша с чем сварена?
— Какая разница — с чем?
— Большая. Я в свою кашу чесноку бухнул три больших головки. А вы что добавляли?
— Ну, анисовых капель. И что?
— А то. Вот вы сейчас рыбу, которую уже поймали, хорошенько понюхайте, и скажите мне, чем она пахнет, анисом или чесноком. Ту, которая пахнет чесноком, мне бросайте. Она моя.
— Почему это? — Рыбачка Соня даже растерялась от такой наглости собеседника.
— А потому что она моей каши наелась и здесь спать легла. А вы пришли, и — цоп её… Так что, нюхайте давайте рыбу.
— Ещё чего… Я эту рыбу самолично поймала, а не ты. Значит, она по-любому моя.
— Так я же по вашей логике сужу, мадам.
— Какая я тебе мадам? – вздыбилась рыбачка Соня.
— Любая женщина для меня мадам, мадам. И судя по вашей логике, та рыба, которую я со вчерашнего дня кормил, она моя. А та, которая от вашей кашки без ума, она ваша. – Вася уже бросил крючок с насадкой в лунку. — Но вы не волнуйтесь, я свою рыбку тоже нюхать буду. И вся вашу анисовую рыбу вам верну. Здесь какая глубина?
— Метров пять, — автоматически ответила Соня.
Затем она взяла со льда пойманного окоченевшего подлещика и стала его нюхать.
— Ничем рыба и не пахнет… — заворчала она. – Только рекой…
— И морозом, — усмехнулся Вася. – Кстати, у вас, кажется, дёргает…
— Ах, ты! Проспала! – Рыбачка добавила крепкое словцо, подсекла, и тут же радостно воскликнула: — А, нет, на крючке кто-то сидит! — Она проворно стала тянуть леску.
— И у меня взяло! – хохотнул радостно Вася. – И тоже стал перебирать руками, вытягивая добычу.
Так они и ловили часа три вместе, стоя совсем рядом, до тех пор, пока клёв не прекратился.
И всё это время основная масса рыбаков издали с завистью поглядывала на них, но почему-то, никто так и не отважился к ним присоединиться…
LiveInternetLiveInternet
—Метки
—Рубрики
Женский образ в живописи 18-20 веков часть 1
—Поиск по дневнику
—Подписка по e-mail
—Статистика
✨Старый, добрый шлягер «Шаланды, полные кефали»
«Шаланды, полные кефали…» — известная советская песня, ставшая визитной карточкой Одессы.
Песня была написана композитором Никитой Богословским на слова Владимира Агатова для кинофильма Леонида Лукова «Два бойца» (1943), где её исполнил Марк Бернес, игравший бойца-одессита Аркадия Дзюбина. Интересно, что Дзюбин — настоящая фамилия известного уроженца Одессы, поэта Эдуарда Багрицкого.
Марк Бернес в роли Аркадия Дзюбина. Кадр из фильма «Два бойца»
Авторы музыки и текста к Одессе никакого отношения не имеют. Петербуржцу Богословскому и киевлянину Агатову поставили задачу написать так, чтоб была одесская. Но, в 1943 году не принято было говорить — нет. Пришлось им прослушать неимоверное количество песен в самодеятельном исполнении, чтобы проникнуться духом города и впитать в себя музыкальные традиции. Надо отдать им должное — у них это получилось. Южный колорит песни совершенно уникально воплощен людьми, не имевшими никакого отношения к морю, югу и рыбацкой доле.
Композитор Никита Богословский
Рассказывает композитор Никита Богословский:
«Я, петербуржец по рождению, никаких этих одесских песен не слышал. В помощь мне дали объявление в газете, что всех лиц, которые знают одесские песни, просят в такой-то день явиться на студию. И собралась гигантская толпа патриотов своего города, причем, совершенно разнообразных, начиная от седобородых, солидных профессоров и кончая такими подозрительными личностями, что я никак не мог понять, почему они до сих пор не в тюрьме. И все наперебой стали петь свои любимые мелодии. Я слушал, ухватывая типичные интонации, а затем использовал их – в синтезе, как особый характер, – для новой, совершенно оригинальной песни».
Сведений о его жизни исключительно мало. Владимир Гариевич Агатов (1901-1966) – поэт-песенник, драматург. Его настоящее имя — Вэлвл Исидорович Гуревич. Поэт родился в Киеве, в еврейской семье. В молодости работал журналистом-фельетонистом. К началу Великой Отечественный войны Агатов уже сложился как драматург, некоторые его песни также пользовались успехом. В 1942 г. он приехал в Ташкент навестить эвакуированную семью, однако прямо на перроне его перехватил режиссер Л.Луков, приятель поэта, и повез Агатова в студию записи.
Поэт Владимир Агатов
В первоначальном варианте сценария фильма песен не было вовсе. Но потом режиссёр Л.Луков попросил Н.Богословского написать песню для сцены в землянке — так появилась в картине «Тёмная ночь», блестяще исполненная Марком Бернесом. Но так получилось, что Леонид Утёсов, получив от Никиты Богословского ноты, спел «Темную ночь» ещё до выхода на экраны «Двух бойцов» и даже успел записать пластинку. Таким образом, для зрителей был утрачен сам момент внезапности.
После этого режиссер решил, что Аркадий Дзюбин должен спеть ещё одну песню, совершенно контрастную, чтобы как-то дополнительно охарактеризовать главного героя – одессита Дзюбина, и дал композитору и поэту задание написать её «в стиле весёлых одесских уличных песен». Уровень того нового, что предстояло написать, должен был быть никак не ниже «Темной ночи». С этой задачей Агатов и Богословский справились гениально.
Не надо забывать, что «Шаланды» появились в военное время, когда было совсем не до старомодной галантности и участия в выяснении отношений какого-то Кости с какой-то Соней на фоне одесского образа жизни. Однако в песне, думаю, авторами был заложен определенный подтекст – вера в то, что война закончится, а все «мирное», определяющее смысл жизни, вернется. Вернется непременно!
Что же должно было двигать автором «Шаланд», когда буквально «за один присест», отрешившись от военных тревог, он, киевлянин, окунулся в незнакомый достаточно противоречивый одесский мир – мир с кефалью, биндюжниками, рыбачкой Соней, моряком Костей, портовыми грузчиками, Французским бульваром и Фонтаном.
В результате получилась хорошо сколоченная «штучная» вещь, образная и органичная, имеющая право на самостоятельную жизнь.
«Ошибся» Агатов в «Шаландах» только в одном-двух моментах – наш Фонтан мог покрыться не черемухой, а скорее всего акацией. И одессит Костя скорее всего курил не «Казбек», а все-таки наше «Сальве». Но это всё одесские мелочи…
Марк Бернес, тоже не одессит, спел песню, и она вошла в вечность. Конечно, рожденный в Нежине Марик Нейман (настоящее имя Бернеса) не мог знать, что в Одессе не говорят: ОдЭсса, ПеЭрЭсыпь. А говорят: ОдЕсса, ПЕрЕсыпь. Правда, в поздних записях, особенно — 1963-го и 1967-го годов, Бернес поет уже так, как традиционно принято.
В песне — много слов и выражений, указывающих на её якобы «одесское» происхождение, хотя ясно, что это — не более чем стилизация.
Толковый словарь к песне :
Герой песни, Костя, — скорее всего, не рыбак, а поставщик рыбы. Он заказывал рыбу, которую доставляли к берегу на шаландах, а дальше к покупателям и на рынки рыбу поставляли «биндюжники». В середине ХIХ — начале ХХ веков профессия биндюжника была весьма распространённой в южных портовых городах и в Одессе — особенно. Как правило (и это подчёркивают многие справочники) биндюжниками там работали евреи.
В портовом городе биндюжники имели большой вес тоже — и в прямом, и в переносном смысле, и если они уважали Костю — значит, было за что. Кстати, хотя Костя, скорее всего, был поставщиком рыбы, то есть снабженцем, продавцом, а рыбачка Соня находилась на более низкой ступени социальной лестницы.
Но авторы песни своим любовно-свадебным сюжетом подчеркнули демократизм тогдашних отношений между влюблёнными друг в друга молодыми людьми и тем, кого Костя пригласил на свою свадьбу…
После выхода фильма на экран песня приобрела огромную популярность. При этом официально она не рекомендовалась для исполнения и не публиковалась как идеологически невыдержанная и чуть ли не блатная.
Песня «Шаланды, полные кефали…» произвела настоящий фурор в советском обществе. Это стилизация под одесскую уличную песню, по сути дела стилизация под песню блатную. И впервые советский положительный герой запел с экрана блатную песню, и он не осуждался при этом.
Мы знаем, как искореняли беспризорщину, как боролись с блатной романтикой на экране и в жизни, а здесь герой берет гитару, спокойно поет ту песню, которую пела улица. Это был шок, это был демократический язык улицы, который стал нормальным языком экрана, это была самая настоящая революция. Бернес, спев песню «Шаланды полные кефали…», достиг такого успеха, которого не знал ни один, пожалуй, советский эстрадный певец до этого момента. Это был звездный час актера, и это был триумф не сценический, а это был триумф в сердцах людей.
Марк Бернес в роли Аркадия Дзюбина. Кадр из фильма «Два бойца»
По сути дела, то, что делает Бернес на экране — это было предвосхищение тех самых форм, которых еще не знали советские зрители. Такие же простые, доверительные, интимные песни пел на эстраде Ив Монтан позже, пел в период «оттепели» Булат Окуджава, но Бернес это сделал раньше и в годы войны, намного опередив поэтику своего времени. Кого играл Марк Бернес? Борис Андреев играл пролетария, а Марк Бернес, несмотря на то, что он пел уличную блатную балладу, он был, как ни странно, интеллигент, ибо, баллада, которую он поет «Шаланды полные кефали» — это интеллигентская стилизация фольклора. Человек с тонким лицом, глубоко чувствующий, артистично поет уличную песню на вечеринке у девушки Таси. Грандиозный момент, где впервые был показан воюющий интеллигент.
Фильм навсегда стал визитной карточкой Марка Бернеса, получившего за исполнение роли Дзюбина от правительства — орден Красной Звезды, а от одесситов — звание «Почетный житель города Одессы».
Вот что рассказывает о своих впечатлениях от песни Роман Карцев:
«Я думаю, что эта песня — визитная карточка Одессы. Но, во-первых, было очень много рыбы в Одессе после войны. Я помню, еще ребенком в Одессе, как хозяйка и мама моя волокли камбалу по земле, потому что поднять ее было невозможно, они держали ее за жабры, а хвост волочился по земле — такие огромные камбалы были. Была потрясающая скумбрия в Одессе, бычки — огромное количество рыбы. Потом все это постепенно исчезало, исчезало, исчезало, и когда пелась эта песня «Шаланды полные кефали», то все вспоминали эту кефаль и не могли вспомнить как она выглядит. Все было: свадьбы в Одессе гуляли во дворах по 100 по 300 человек, гуляли неделю, наверное. Это все описано в песне точно абсолютно».
Песня настолько популярна, что ее пели множество исполнителей.
Лариса Голубкина и Александр Ширвиндт:
Песня совершенно удивительная — сколько лет прошло, а ее помнят, любят и поют. Вот, например, флешмоб в рыбных рядах Привоза (2014):
Герои песни давно стали частью фольклора, их скульптурные образы украшают Одессу.
Так, 1 апреля 2002 года в Одессе в Саду скульптур Литературного музея (ул. Ланжероновская, 2) была открыта скульптурная композиция «Шаланды, полные кефали…» (скульптор Т. Судьина), изображающая героев песни из кинофильма «Два бойца» — рыбачку Соню и Костю-моряка.
Соня и Костя в Саду скульптур
4 декабря 2007 года в крытом павильоне Нового Привоза был открыт фонтан «Рыбачка Соня и Костя-моряк»:
Рыбачка Соня как-то в мае
Вот самая лучшая статья о Соньке великого одесского краеведа Олега Губаря
Не везет мне с этим почти хрестоматийным сюжетом — о Соньке Золотой Ручке. В былые времена его не желали публиковать по идеологическим соображениям. В “перестройку” он, конечно, прошел, однако возмущенные читатели наперебой стали уверять меня и общественность в том, что будто бы лично знали знаменитую аферистку, якобы обитавшую в Одессе буквально в 1960-е и чуть ли не эмигрировавшую на старости лет в Израиль.
В начале 1990-х я получил предложение одновременно от двух довольно известных кинорежиссеров о написании сценария видеофильма о Золотой Ручке. Но и тут карта не легла. Криминальная особа в стиле ретро представлялась моим заказчикам этакой романтической героиней, дамским вариантом Робин Гуда, на худой конец — экспроприатора с идеологической подкладкой типа Котовского. Я же видел безусловно талантливую в своем роде, но всего только чрезвычайно прагматичную волевую шарлатанку.
“Золотая Ручка” — старинное уличное прозвище карманника высшей квалификации, каковое в разные годы присваивалось десяткам удачливых мазуриков не только в Одессе, но и в других крупных городах России. Оттого-то и по сей день находятся мемуаристы, гордые знакомством с каким-то из представителей этого обширного клана. Мало того, известны и, скажем так, сознательные мистификаторы — Сонькины двойники. Например — аферистка Франциска Целестинова Кацперская (см. “Одесский вестник”, 1892, № 54).
Реальная же история нашей “героини” даже за давностью лет прослеживается довольно рельефно. В материалах судебных разбирательств она обычно фигурирует как Софья Блювштейн. Однако мало кто знает, что это всего лишь фамилия одного из многочисленных ее супругов, Мишеля (Мойше) Блювштейна. Фиктивные браки эти нередко заключались лишь для того, чтобы сменить имя, а заодно — “легенду”, замести следы. Мишель, кстати говоря, был одним из видных соратников по сформированному Сонькой воровскому сообществу. Как и другой “супруг”, Бреннер, он проходил с Золотой Ручкой по общим уголовным делам на процессе 1880 года.
В материалах следствия 1872 года (по приговору суда Сонька тогда была лишена всех гражданских прав) упоминается, что она “варшавская мещанка”, “урожденная Соломониак”, “26-ти лет”. Из чего нетрудно заключить, что подлинная Золотая Ручка родилась в 1846 году. И, следовательно, на рубеже 1960-1970-х это была бы самая заслуженная репатриантка, каковая, пожалуй, угодила бы и в книгу рекордов Гиннесса.
Оставив гипотезы о трудном детстве и обольстителях на совести эмоциональных деятелей киноэкрана, сразу же перейдем к реестру героических достижений нашей “Варшавянки”. Первые впечатляющие успехи пришли к ней еще в 1860-х годах на железных дорогах империи, по которым она, как выразился один желчный присяжный поверенный, разъезжала “уже, конечно, не ради одного моциона”. Превосходные внешние данные, умение располагать к себе случайных попутчиков, природная смекалка, наглость, граничащая со смелостью, — вот ассортимент качеств, обеспечивший Соньке стремительную карьеру. Очень скоро “воровка на доверие” переместилась в купе для пассажиров из “чистой публики” и вместо убогого содержимого потертых саквояжей разночинцев получила тугие портмоне и сумочки из крокодильей кожи. Так, один лишь задушевный вечерок с неким генералом Фроловым обошелся бравому вояке в 213 тысяч рублей!
Уже к концу 1860-х кражи в поездах сменились гастролями по городам и весям, и Сонька сколотила крепкую дружину аферистов-универсалов, специалистов, так сказать, широкого профиля. Махинаторы наследили в Москве и Петербурге, Саратове и Астрахани, Риге и Петрозаводске, Кишиневе и Харькове, Варшаве и Вене, Лейпциге и Будапеште. Но самым любимым экспроприаторским полем этого концерна была, конечно, популярнейшая Нижегородская ярмарка, привлекавшая огромную массу “жирных фраеров” с солидной наличностью — с одной стороны, и заслуженных “зубы проевших” (т. е. мазуриков) — с другой. Сонькина команда работала слаженно и ювелирно, роли были расписаны и заучены назубок. Одни “пасли”, другие “замыливали глаз”, третьи “раскручивали”. Сонька дирижировала, а сама работала по-крупному, “плотно с клиентом”.
Отработав номер в Нижнем Новгороде, “отряд особого назначения” направлялся в Одессу, где чаще не столько “работал”, сколько спускал добычу — благо, индустрия развлечений здесь была отлажена вовсе не плохо (имелась даже ресторация под вывеской… “ЗОЛОТАЯ РУКА”). В Одессе у Соньки было много “лежбищ” и, главное, активных сотрудников. Таких, как, скажем, небезызвестный Чубчик (Владимир Кочубчик), впоследствии также сосланный на Сахалин и утонувший в ходе побега и переправы на материк. Здесь же, в Южной Пальмире, хранился и “общак” воровского синдиката, кассиром которого состоял одесский мещанин Березин. Отсюда же Сонька имела возможность отправляться как по морю, так и по суше в Европу — “по делу” или развеяться. Известно, например, что в 1872 году она заложила в венском ломбарде различные драгоценности, получила на руки изрядную сумму, которую весьма лихо прокутила.
Первое известие о гастролях Золотой Ручки в Одессе я зафиксировал в местной периодике за 1869 год. Тогда был дерзко ограблен один из лучших ювелирных магазинов — М. Пурица, на Ришельевской. Похищенное оценили в 10 тысяч рублей серебром. Дележ драгоценностей осуществлялся на квартире Блювштейн. Любопытно, что тогда из всех уворованных вещей полиции удалось разыскать лишь дешевые серебряные серьги и около 400 рублей, полученных похитителями от реализации ювелирных изделий.
В дальнейшем Сонька посчитала для себя невыгодным “шуметь” в Одессе и приезжала сюда главным образом для отдохновения после трудов праведных. Осужденная в 1872-м, Золотая Ручка была вновь арестована опять-таки в благословенной “столице Юга” 29 августа 1879 года, а затем начался скандальный (с очевидной антисемитской направленностью) процесс 1880-го. В эти же годы Сонька наладила контакты с коллегами из компании так называемых Червонных Валетов. Валеты составляли группу профессиональных мошенников, в которую, между прочим, входили и представители самых аристократических фамилий из “золотой молодежи”. Громкие имена открывали не только любые двери, но и кредит доверия. Фальшивые расписки, закладные, купчие, банковские билеты и прочие финансовые документы приносили неслыханные дивиденды.
В конце концов, все эти “пацаны”, как и клан Золотой Ручки, были осуждены. Но я хочу обратить внимание читателей на игровой элемент в практике той и другой организации. Знаете, откуда взят популярный эпизод “Веселых ребят”, в котором катафалк доставляет актеров на эстраду? Из практики Червонных Валетов! Это они купили роскошный саркофаг на Смоленском рынке у гробовщика Морозова, посадили на погребальные дроги восемь певчих из хора Дюпюи и с песнями прокатили по городу. В гроб улегся один из главных Валетов, а остальные с погребальными фонарями расположились в сопровождающей карете. Выехали за Тверскую заставу, к знаменитому “Яру”, где певчих сменил цыганский хор. Это “безобразие” Валетам припомнили, разбирая все их дела в окружном суде.
Между тем Софья Блювштейн не только попадалась, но и периодически совершала побеги в духе Монте-Кристо и Германа Лопатина. Самый забавный случай — обстоятельства бегства из нижегородской тюрьмы, когда она, словно миледи из романа Дюма, обольстила своего сторожа и бежала вместе с ним! Тюремный надзиратель попался очень скоро. Что до Соньки, то ее задержали лишь полгода спустя аж за Вислой, препроводили в Москву, а оттуда в Петербург с огромным “почетным эскортом”. Попытка побега из поезда на Чудовской станции на этот раз не удалась.
В северной столице выдающуюся преступницу встречали тысячи любопытных. Толпы сопровождали ее по Знаменской и Шпалерной в дом предварительного заключения. Под арестантской “робой” с бубновым тузом на спине “пресса” узрела дорогое шелковое платье и золотые украшения с “камешками”. “Сонька еще очень красива, — писали репортеры, — брюнетка, с выразительным лицом; ей лет под тридцать с небольшим”. То бишь наша героиня выглядела лет на десять моложе, несмотря на весьма интенсивное прожигание жизни.
Было это в начале 1887 года. Поскольку Золотая Ручка прежде уже неоднократно бежала из Сибири, ее осудили в каторжные работы, и она оказалась на Сахалине, где ее застал и с пристрастием описал А. П. Чехов. История эта известна. Звезда величайшей злодейки померкла навсегда. Но энергичное мифотворчество создало ей двойников в том же 1887-ом. Так, в Одессе объявились сразу две Золотые Ручки, специалистки по облапошиванию владельцев элитарных магазинов и салонов мод — Роза Эппель и Рухля Шейнфельд (“Одесский вестник”, 1887, № 129).
Среди сподвижников и последователей нашей “рыбачки” был и “король карманников” Моисей Троцкий, он же Шмуль Моревич-Левин, он же Давид Шамиль, он же Берка Вайсман, он же Морис Швайбер и др. Маршруты его гастролей совпадают с Сонькиными — те же три столицы (включая Варшаву), тот же Нижний Новгород и пр. Разница лишь в том, что побег из тюрьмы ему удалось совершить в самой первопрестольной! В Одессе он тоже несколько раз судился за карманные кражи, причем все время под разными именами. В одной из газетных информаций обнаружилась крайне любопытная деталь, а именно та, что помянутый Король был знаком и дружен не только с Софьей Блювштейн, НО И С ЕЕ СЫНОМ.
Для завершения сюжета мне оставалось разыскать сведения об этом чаде замечательной аферистки. Розыски затянулись. Зато теперь могу поделиться с читателями совершенно свежей эксклюзивной информацией.
Яблочко и в самом деле падает от яблони недалеко. Судя по всему, природа промахнулась, и ей не пришлось отдыхать ни в том, ни в другом случае. Мордох Блювштейн был задержан полицией в числе прочих правонарушителей во время многолюдного праздничного шествия в ознаменование… 93-й годовщины Одессы. Подлинное имя стало известно не сразу, поскольку Блювштейн проживал по документам некоего Иосифа Дельфинова, а по-уличному звался Бронзовой Рукой. Вскоре выяснились некоторые любопытные подробности, к примеру, то, что он “находился при Золотой Ручке до 16-летнего возраста, а в настоящее время ему лет 25-27”. Получается, что Сонька стала матерью примерно в 1861 году, т. е. совсем еще девчонкой, и это обстоятельство, вообще говоря, свидетельствует в пользу романтической версии о соблазнителях, искусителях и прочих растлителях.
“Назван он Бронзовой Рукой товарищами по профессии потому, — пишет современник, — что происходит от Золотой Ручки. Ближайшим помощником его состоял кишиневский мещанин Гершко Мазурчук, проживавший в Одессе по подложному паспорту”. Тогда же Блювштейна-младшего этапировали на родину, в Варшаву, где за ним много чего числилось. Дальнейшая его судьба мне неизвестна. Знаю, впрочем, что не только дети лейтенанта Шмидта, но и внуки рыбачки Сони до сих пор не перевелись как в нашем городе, так и в его окрестностях.
Автор: Олег Губарь