Лосев что такое философия
А.Ф. Лосев о диалектике и предмете философии
Философские науки
Похожие материалы
Работы А.Ф. Лосева были выбраны не случайно. С одной стороны, они остаются среди малознакомых и малопонятных даже специалистам. С другой — содержат глубокое осмысление важнейших философских проблем, как никогда актуальных сегодня. С третьей стороны — требуют в изучении ориентиров в виду сложности.
Цель данной работы — дать краткое изложение и общую оценку некоторых актуальных на сегодняшний день идей А.Ф. Лосева.
Методологической и теоретической основой работы являются принцип системности, принцип противоречивости познания, идея интервала абстракции М.М. Новоселова.
Алексей Федорович Лосев, гениальный мыслитель XX века, дал одно из наиболее глубоких определений диалектики и предмета философии. Таким же является его обоснование.
Предмет философии рассматривается А.Ф. Лосевым в контексте классификации наук. Это тем более важно, что в последнее время появляются публикации, отрицающие существование у философии своего собственного предмета. Утверждается, например, что философия паразитирует на других науках и претендует на решение вопросов, являющихся прерогативой богословия [2].
Точкой отсчета для А.Ф. Лосева является аксиома, что всякая наука есть наука о смысле, или об осмысленных фактах, — следовательно, в словах и о словах. «…без слова и имени нет вообще разумного бытия, разумного проявления бытия, разумной встречи с бытием». Т.н. «бессловесное мышление», например, в откровении или созерцании это «не упразднение слова, но…надстройка над ним еще боле высоких степеней мысли» [4.96, 97].
Существует чистый смысл и меонизированный смысл, или факт. Соответственно, есть науки о чистой предметной сущности, о чистом логосе и науки о смысле, перешедшем в инобытие, в факт, или науки о меонизированном логосе [4.254-256].
Сущность вмещает в себе все возможные смыслы в одной точке. Разные виды знания — это разные способы конструирования сущности [5.289]. Диалектика — это логическое конструирование бытия, рассматриваемого в его эйдосе, или логос общего эйдоса. Общая диалектика не зависит от опытного содержания, т.к. разум един, оперирует одними и теми же категориями сущности, множества, причины, качества и др. Это учение о «стихии мысли, охватывающей все возможные эйдосы в едином цельном бытии». Частная диалектика (природы или истории) есть субъективное применение общей [5; 4.267-268].
Диалектика, далее, есть оперирование со сферой смысла имени, или его предметной сущности [4.158], смысловое объяснение и «жизнь смысла, сущности» [4.93, 231]. Физические же вещи есть инобытие, иное сущности, или смысла и, следовательно, держатся…не собой, но сущностью [4.156]; это воплощённость энергем [4.225].
Гносеологию Лосев называл метафизикой, т.к. её основанием является не «фактическая действительность», а «вероучение о расколе знания и бытия, противопоставление субъекта и объекта». Сознание и бытие не влияют друг на друга, они — изначально тождественны. Имя, слово вещи есть «в разуме явленная вещь, вещь как разум и понятие, как сознание и, следовательно, — разум, понятие и сознание как вещь» [4.99].
А.Ф. Лосев утверждает, что онтологии нет как особой науки — всякая наука есть наука о бытии. Однако в бытии есть планы общие и принципиальные и выводные, менее необходимые.
Каждая философская система связана с тем или иным вероучением, мифологией. Например, если о «вещах в себе» не может быть никакой науки, то это значит, что «единственное бытие, знакомое Канту, — бытие субъекта, онтология для него есть учение о субъекте». Для других она — учение о материи, для кого-то — психология, для кого-то объективная диалектика [4.285-286].
А.Ф. Лосев считает диалектику единственным методом, способным «охватить действительность в целом, ритмом самой действительности, сотканным из противоречия, как сама жизнь». Для него она потому — единственно допустимый способ философствования, истина; непосредственное знание и восприятие предмета (например, знание того, как и почему он является целым: одновременно единым и многим), предполагающее откровение; «единственный правильный и полный метод философии» [4.83-86, 290].
Диалектика есть наука и «единственно возможный философский реализм»: для неё в явлениях содержится смысловая закономерность и принцип, а сущности и смыслы проявлены. Диалектика абстрактна, она есть форма и ритм жизни, осмысление жизни, её скелет [4.87-91].
В отличие от феноменологии и натуралистической метафизики (связанной с овеществлением абстрактных понятий: воли, сознания мысли, мышления, материи) (5.696), отдельных эмпирческих наук диалектика есть смысловое объяснение смысла. Диалектика показывает, как различные формы смыслов связаны между собой: часть и целое, факт и смысл, бесконечное и конечное, сознание и бытие. Не просто объясняет, а вскрывает «динамику смысла, которая привела смысл именно к данной картине» (5.697). Диалектика не есть статическое, не есть «вещно-причинное» объяснение, опирающееся на причинную связь эмпирически наблюдаемых вещей и эмпирическииндуктивное обобщение, не описание и констатация. Диалектика — это конструирование смысла, который есть и порождающее и порождаемое, а значит тождествен с собой и отличен от себя. Всякое определение ограничивает, ограничение есть некоторое отрицание. Следовательно, отрицание и утверждение в сфере смысла как отличаются, так и отождествляются — рассуждает Лосев (5.801).
Диалектика эмпирична в том смысле, что она есть учение о «логических скрепах», смысловых основах всякого опыта. Она есть «глаза, которыми философ видит жизнь» [4.93]. Вся жизнь «насквозь диалектика», но, естественно, диалектика не исчерпывает жизнь [4.94].
Предмет философии для Лосева это, прежде всего, исследование «меональных судеб имени». Разгадку этой тайны он видел в смысле имени, т.е. в его предметной сущности, «независимой от взаимоопределения с меоном». Только смысл есть бытие [4.158].
Лосев считал, что основанием как философии, так и науки является миф. Опираясь на диалектический метод, он обосновывает, что миф — это личностное бытие, данное исторически и в словах [6.29, 30].
«Только потому не видно здесь мифа, что эти учения уже давным-давно получили форму догмата, а миф не есть догмат. Миф, говорили мы, всегда личностен и историчен, догмат же живет абсолютизацией и логикой. Миф есть непосредственно воспринимаемое личностно-историческое бытие; догмат же всегда есть научно-диалектическая система или принцип ее».
«Догмат возможен всегда только как оценка и ценность прежде всего. Это есть утвержденность вечных истин, противостоящих всякому вещественному, временному и историческому протеканию явлений. В противоположность этому, миф чисто фактичен и историчен. Догмат — абсолютизация исторических фактов личностного бытия. Миф же — историзация и просто история того или другого личного бытия, вне значимости его как бытия абсолютного и даже вне его субстанциальности» [6.40].
Лосев раскрывает отношение диалектики к мифологии. Диалектика как чистое мышление, — не есть мифология. Но такая диалектика неосуществима. Она всегда имеет под собой определенную мифологию, так как самое направление и распределение категорий может варьироваться на тысячу ладов. Следовательно, развернуть абсолютную мифологию — значит не что иное, как развернуть диалектику вообще, но только не такую диалектику, которая имеет под собою один из возможных принципов, но — все возможные принципы [6.40].
Лосев дает иллюстрацию диалектического метода, объясняя отношение веры и знания: «Например, «Вера, как того требует диалектика, не может осуществиться без знания и даже и есть само знание (или вид его), а знание не может осуществиться без веры и, в сущности своей, и есть не что иное, как вера (или вид ее). Вопреки относительной мифологии, выставляющей на первый план то веру без знания, то знание без веры, абсолютная мифология может избрать только один путь — признать одинаковую, совершенно равноправную ценность и веры и знания.
Сделать это она может, однако, только так, чтобы оба эти момента объединились в нечто третье совершенно без всякого остатка, чтобы объединение веры и знания совершилось не по типу веры и не по типу знания, чтобы была третья совершенно особая категория, которая бы целиком скрывала в себе эти две и по сравнению с которой они оказались бы только несамостоятельными, абстрактными моментами. Диалектика только такой синтез и может дать и только так она и может примирить враждующее противостояние веры и знания. Таким синтезом является ведение, равноправно вмещающее в себе и веру и знание и не способное осуществиться ни без веры, ни без знания. Это — простейший и притом чисто логический, совершенно невероучительный синтез. Но признать его, понять и утвердить его можно только при соответствующем мифологическом, т. е. чисто жизненном опыте. Я называю эту мифологию абсолютной, — она — всегда ведение, гносис. Фидеизм же и рационализм есть виды относительной мифологии. И на этом примере совершенно ясно, как относительная мифология имеет под собой один из диалектических принципов и как абсолютная — все принципы» [6.41].
Таким образом, А.Ф. Лосев обосновывает мифологические основания всякой философии, универсальное значение онтологии и диалектического метода в познании сферы смысла и указывает на границы гносеологии. Диалектику он определяет как смысловое объяснение, логос эйдоса, логику противоречия. Её значение в том, чтобы «вместо постулирования того или иного вероучения дать логическую конструкцию антиномико-синтетического строения вещей реального опыта» [4.83]. На примере математики Лосев показывает, что философский диалектический метод может быть методом построения аксиоматики и содержания науки (например, понятия бесконечности и множества), которые могут быть выведены из первоначальных принципов чисто диалектически — в отличие от методов обобщения и индукции (5.795).
профессор Алексей Фёдорович Лосев
Философ, религиозный мыслитель, переводчик и комментатор античной литературы, профессор, доктор филологических наук, педагог. Монах.
Биография
Родился 10 (23) сентября 1893 года в Новочеркасске в семье донского казака, учителя физики и математики и одаренного музыканта, знатока духовной музыки и церковного пения. Мать Наталья Алексеевна была дочерью протоиерея Алексея Полякова, настоятеля храма Михаила Архангела города Новочеркасска.
В 1911 году окончил Новочеркасскую классическую гимназию с золотой медалью и музыкальную школу итальянского скрипача Ф. Стаджи. В 1915 году окончил Московский университет сразу по двум отделениям – философии и классической филологии. Работал учителем в московских гимназиях, одновременно готовясь к магистерским экзаменам, которые успешно выдержал в 1917 году.
Около трёх лет преподавал классическую филологию в Нижегородском университете, где был избран профессором в 1919 году. В 1920-е гг. – профессор Московской консерватории и действительный член Государственной академии художественных наук.
В 1922 году венчался с Валентиной Соколовой. Пару венчал Павел Флоренский в Сергиевом Посаде в Ильинском храме. Вслед за Флоренским Лосев стал сторонником ереси имяславия: «Имя Бога есть Сам Бог» («но Бог не есть имя»). В рамках исследования античной эстетики слова и символа он изучал философию Имени как «изначальной сущности» мира.
3 июня 1929 года вместе с женой Валентиной приняли тайный постриг с именами Андроник и Афанасия.
В эти годы А.Ф. Лосев издал серию трудов: «Античный космос и современная наука» (1927), «Музыка как предмет логики» (1927), «Философия имени» (1927), «Диалектика художественной формы» (1927), «Диалектика числа у Плотина» (1928), «Критика платонизма у Аристотеля» (1929), «Очерки античного символизма и мифологии», (т. 1, 1930), «Диалектика мифа» (1930). Это первое «восьмикнижие» было с энтузиазмом воспринято русской эмиграцией и подвергнуто критике в советской печати, вплоть до нападок Л. Кагановича с трибуны XVI съезда ВКП(б) и злобных выпадов в публицистике М. Горького. Под предлогом незаконных вставок в «Диалектику мифа» 18 апреля 1930 арестован, через полтора года, как и В.М. Лосева, осужден по делу так называемой контрреволюционной организации «Истинно-православная церковь». Заключение отбывал в Свирьлаге. В лагере Лосев сильно повредил зрение, а к концу жизни практически полностью ослеп. Был досрочно освобожден (1933) по инвалидности и восстановлен в гражданских правах как ударник строительства Беломорканала, однако получил возможность публикаций только после 1953.
А.Ф. Лосев преподавал античную литературу в ряде вузов страны, с 1942 по 1944 профессор философского факультета МГУ. Звание доктора филологических наук (1943) присвоено по совокупности научных достижений. С 1944 до кончины работал в МГПИ им. Ленина. С 1963 по 1994 вышло второе «восьмикнижие» Лосева – восьмитомная «История античной эстетики», за которую он был удостоен Государственной премии СССР в 1986 г.
В 1954 году супруга Валентина Михайловна скончалась от рака. Алексей Фёдорович женился фиктивным браком на своей аспирантке, дочери репрессированных родителей Азе Алибековне Тахо-Годи, ставшей его верной помощницей, а после смерти хранительницей его наследия.
Лосев в своих философских построениях продолжал традиции русской религиозной философии. В то же время он принципиально оспаривал те разнообразные варианты компромисса с католичеством или протестантизмом, которые вслед за Вл. Соловьевым предлагались русской философией. Лосев считал, что именно различного рода конфессиональные компромиссы, явные или скрытые отступления от православной догматики были одной из причин исторической пассивности православной философии. Прежде всего, необходимо было реконструировать православный тип исторического мышления, осознать специфику заложенного в православии понимания социального бытия, в отличие от католического или протестантского, которые, по Лосеву, в открытой или завуалированной форме привели к формированию господствовавших тогда европейских концепций истории и социальности.
Ставя перед собой фронтальное задание логико-диалектического переосмысления и упорядочения знания, Лосев построил типологии различных фактических форм искусства, уточнил на единых подходах как научные «первые принципы» символизации, моделирования, структуризации, так и фундаментальные представления о Первопринципе (проблемы апофатизма и троичности, Софийное и Ономатическое Начала). Универсализм системы Лосев доказывал на материалах античной и христианской культур, филологии, лингвистики, музыковедения, логики, математики.История античной эстетики у Лосева – это по сути история античной философии. Алексею Федоровичу было запрещено заниматься философией, ему было рекомендовано заниматься только античностью. И в виде истории античной эстетики был создан мощный корпус истории философии в десяти томах, которому нет аналогов в мировой науке.
Еще один важный момент, отличающий его от большинства современных ему русских философов, – это отношение к догматике. Лосев сознавал и постулировал важность догматических определений, конфессиональных различий, существующих в христианском мире. И центральное место в этом отношении занимает, по его мнению, Filioque, эта реальная граница, разделяющая православие и католичество. Лосев был первым, кто сделал попытку выведения всей специфики западной мысли и западной Церкви из лжеучения о Filioque как в католичестве, так и в протестантизме. Посвященные этой проблематике страницы «Очерков античного символизма и мифологии» и сейчас можно считать классическим богословским текстом.
Алексей Федорович считал, что церковнославянский язык нельзя в богослужении заменять русским языком, что современное церковное пение часто рассчитано на художественный эффект, что это не молитва. Сам же Лосев в свое время ходил в Москве в церковь, где пели соловецкие монахи, и вообще любил монастырские службы, Страстную и Светлую седмицы проводил в монастырях. В 1920-е гг. Алексей Федорович очень сблизился с архимандритом Давидом, который был настоятелем Андреевского скита на Афоне и основал Андреевское подворье в Петербурге. Это был его духовный отец. Затем духовником Лосева был о. Мелхиседек из Зосимовой пустыни, позднее – владыка Феодор (Поздеевский), с которым Алексей Федорович встретился на пересылках. Среди других знакомых тех лет были владыка Арсений (Жадановский), владыка Серафим (Звездинский), владыка Варфоломей (Ремов). Был период, когда он исповедовался в письмах жившему в глубоком затворе на Украине игумену Иоанну (Селецкому), с которым Лосевы одновременно отбывали срок в лагере в поселке Медвежья гора. В последние годы Алексей Федорович исповедовался и причащался тайно, на дому. Церковные службы он знал наизусть. Пост соблюдал строго.
Скончался А.Ф. Лосев на девяносто пятом году жизни, в 1988-м, накануне празднования 1000-летия Крещения Руси, в день памяти своих любимых святых – Кирилла и Мефодия. А за два дня до этого он продиктовал свой последний текст – «Слово о Кирилле и Мефодии».
Похоронен на Ваганьковском кладбище. Реабилитирован посмертно в 1994 году.
Системный плюрализм философии Алексея Фёдоровича Лосева
Азе Алибековне Тахо-Годи
У дивительный феномен Лосева, которого по праву называют «последним классическим мыслителем», уже давно приковывал к себе внимание, еще при жизни ученого и философа, дожившего почти до 95 лет. Его книги, издававшиеся с 1960-х годов большими тиражами, быстро становились библиографической редкостью, хотя официально внимание к Лосеву не поощрялось до перестроечных времен. Как и А. Блок, по стихотворению Б. Пастернака, Лосев
не изготовлен руками
И нам не навязан никем.
Что же понимается Лосевым под диалектикой? Он ведь жил в то время, когда изучение «диалектического материализма» было строго обязательным, а сама диалектика трактовалась в духе «всепобеждающего учения» Маркса-Энгельса-Ленина-Сталина (последнего, правда, — до 1956 г.). Диалектика, выдаваемая за марксистскую, оправдывала всё, что было угодно партийному руководству. Диамат превращал диалектику в субъективистскую софистику, обслуживающую прагматические интересы номенклатуры, и этим компрометировал само понятие «диалектика».
Руководствуясь этой диалектикой, Лосев не ограничивает мир идеальным эйдосом. Идеальное предполагает существование «иного» — материального. Неприятие Лосевым материализма вызвано не признанием существования материального. Он сам признает это существование. Он отрицает «материалистическую мифологию», поскольку она, вопреки диалектике, совершенно отрицает «идеальный мир». (Заметим, что в 1920-е годы воинствующий материализм и атеизм отбрасывал даже понятие «душа»!).
Лосев своими работами 1920-х годов, говоря военной терминологией, «вызвал огонь на себя». Дело не только в том, что молодой философ не проявил никакого желания и намерения приспособиться к господствующей тогда идеологии, но он вступил в, казалось, донкихотскую схватку с этой идеологией, особенно в «Диалектике мифа». Там Лосев прямо характеризует марксистско-ленинскую идеологию как «коммунистическую мифологию», вспоминая, как и сами ее основоположники писали, что по Европе бродит «призрак коммунизма». Он иронически реконструирует мифологическое сознание вульгарного марксизма, выявляет его логические противоречия и философскую примитивность. В конце 1920-х — начале 1930-х годов этого было уже более чем достаточно для расправы. Ветряная мельница зацепила Дон Кихота, оторвала его от земли, а затем бросила наземь.
К его счастью, маховик террора раскрутился в полную силу чуть позже. Однако, Лосеву, освобожденному в 1933 г. по инвалидности, философией заниматься было строжайше запрещено. Оставалась классическая филология и эстетика, в которой теоретическая деятельность не была столь жестко регламентирована, как в чистой философии, и даже среди марксистов шли споры по важнейшим эстетическим проблемам.
Публикация раннего Лосева в 1990-е годы и посмертно изданные книги «Страсть к диалектике», «Владимир Соловьев и его время» и многие другие его труды, а также архивные материалы вызвали новую волну интереса к Лосеву и споры о характере его философских воззрений.
Предметом дискуссионного обсуждения стал вопрос, что же представляет собой в философско-методологическом отношении этот «поздний Ренессанс» «последнего классического мыслителя»? Как соотносится поздний Лосев с ранним? Стал ли «поздний» Лосев марксистом? Если в книгах 1920-х годов он отважно называл диалектический материализм «вопиющей нелепостью» и видел в марксизме противоречивую «мифолого-догматическую систему», то в книгах и статьях 1950-х и последующих годов имеется множество ссылок на произведения «классиков марксизма-ленинизма», декларирование их методологической важности. Представления о том, что Лосев «сломался» и получилось таким образом два Лосевых, довольно распространены.
Что же все-таки было на самом деле? Было два Лосевых или каким он был, таким и остался? И кем в таком случае был единый Лосев?
Но Лосев оставался Лосевым. Он не перестал быть верующим и убежденным православным христианином и философом, верным феноменолого-диалектическому методу. Обратимся к книге, изданной в 1976 г. и посвященной предмету его постоянного философско-эстетического интереса — проблеме символа. Название ее несет печать компромисса: «Проблема символа и реалистическое искусство». Ограничение искусства «реалистическим искусством» — дань времени и издательству. Но в самой-то книге такого ограничения нет! Трактуя природу символа, Лосев не кается в своих прошлых идеалистических прегрешениях, не предает некогда использованный им феноменологический подход, хотя и не ссылается на Гуссерля. Лосев по существу верен своим принципам феноменолого-диалектического исследования.
Что касается отношения Лосева к марксизму, то необходимо, по нашему мнению, иметь в виду ряд обстоятельств. Ссылки на произведения так называемых «классиков марксизма-ленинизма» сами по себе не свидетельствуют о реальном мировоззрении. Они у Лосева, и у многих других серьезных ученых носили характер «принудительного ассортимента»: без этого их работы просто бы не публиковались. Близко знавшие Лосева имели возможность убедиться в том, что слепой мудрец хорошо видел, что происходило вокруг.
Но с другой стороны, отношение Лосева к марксизму изменилось по сравнению с 1920-ми годами. И это изменение было вызвано не только соображениями конъюнктурного порядка. Во-первых, надо иметь в виду, что расхожий марксизм 1920-х годов носил вульгарный характер, в частности вульгарный социологизм претендовал на звание марксистской социологии, эстетики, литературоведения, искусствознания. Во-вторых, только во второй половине 1950-х годов стали известны философско-экономические рукописи Маркса, которые показывали гуманистические потенции возникавшего марксизма. В-третьих, стало ясно, что в самом марксизме есть ряд течений, подчас резко полемизировавших друг с другом, и Лосев, внимательно следивший за острыми дискуссиями в философии и эстетике людей, называвших себя «марксистами», поддержал те течения, которые, по его мнению, продолжали лучшие традиции мировой философской мысли. Об этом свидетельствует статья «Эстетика», опубликованная в 1970 г. в 5-м томе «Философской энциклопедии». Лосев выражал дифференцированное отношение к различным направлениям в советской эстетике 1960—1970-х годов и одобрял исследования проблемы эстетической ценности и художественной специфики искусства, над которой он работал сам еще в 1920-х годах.
Леонид Столович
почетный профессор Тартуского университета,
Эстония, Тарту
losev-library.ru
Лосев что такое философия
Алексей Лосев История античной философии в конспективном изложении.
ПРИНЦИП И СТРУКТУРА ИСТОРИИ АНТИЧНОЙ ФИЛОСОФИИ
Античная философия, то есть философия древних греков и древних римлян, зародилась в VI в. до н. э. в Греции и просуществовала до VI в. н. э. (когда император Юстиниан закрыл в 529 г. последнюю греческую философскую школу. Платоновскую Академию). Таким образом, античная философия просуществовала около 1200 лет. Однако ее невозможно определять только с помощью территориальных и хронологических определений. Самый важный вопрос – это вопрос о сущности античной философии.
I. ДОФИЛОСОФСКАЯ, ТО ЕСТЬ СОЦИАЛЬНО-ИСТОРИЧЕСКАЯ, ОСНОВА
§1. ОБЩИННО-РОДОВАЯ ФОРМАЦИЯ
1. Основной метод общинно-родового мышления. Общинно-родовая формация возникает на почве родственных отношений, которые лежат в основе и всего производства, и распределения труда между членами и общиной, и распределения продуктов труда. Если под характером производства понимать производственную категорию, то здесь перед нами вполне доклассовое общество. Это – тот первобытный коллективизм, где вся не только экономическая, но и политическая, и военная жизнь общества определяется только самой же общиной, во главе которой стоит сначала женщина как ближайший принцип родственных отношений (матриархат), а впоследствии – мужчина, когда пришлось в известной мере отделять организационные функции от чисто родственных отношений (патриархат); но везде и всегда в общинно-родовой формации более всего понятными были именно родственные отношения. И когда возникал вопрос о природе или мире в целом, то и в этой, чисто объективной области тоже не находили ничего иного, кроме родственных отношений, то есть кроме отношений родителей и детей, братьев и сестер, дедов и внуков, предков и потомков. Решительно все на свете: и солнце, и луна, и звезды, вплоть до неорганической и неодушевленной природы, – все это понималось как всеобщая родовая община. И поскольку такое всеобщее одушевление жизненно-родственных элементов есть признак мифологического сознания, то необходимо считать, что основной метод общинно-родового мышления – это мифология.
2. Этапы развития общинно-родового мышления. Мышление невозможно без установления различия предметов и их сходства, их множества и единства, их причин и следствий, то есть без установления той или иной абстрактной структуры действительности. Вначале эта структура мыслится еще в своем полном тождестве с самой же действительностью, так что необходимые для мышления душа и дух еще вполне тождественны с самой же материей. Это – фетишизм, при котором принцип жизненнородственных соотношений вещи с окружающим коллективом, или, как стали потом говорить, ее демон, ее душа или дух и, еще позднее, ее сущность и идея, оставался неотделимым от физического тела самой вещи. Следовательно, это еще не абстракция, но преддверие абстракции.
Однако, ставши на путь мышления, человек очень скоро начинает и более самостоятельно расценивать признаваемые им в основе действительности элементы мыслительной структуры. Дух постепенно начинает отделяться от материи, и в представлении первобытного человека возникают существа, в той или иной мере свободные от материальных вещей, от которых они раньше были неотделимы и которые они одушевляли, находясь в них же самих. Другими словами, наступала эпоха анимизма. Сначала демон данного дерева не был от него отделим. Затем в порядке растущей мифологической абстракции этот демон стал не только демоном данного дерева, но демоном деревьев вообще. И поскольку это касалось не только отдельных предметов или областей действительности, но и всей действительности в целом, то появлялись демоны все более широкой значимости: демоны земли, рек, полей, лесов, гор, воды и воздуха, отдельных областей земли и неба и, наконец, всей земли и всего неба. Это – развитой анимизм.
Наконец, в связи с эволюцией общинно-родовой формации в общинах стала возникать прослойка людей более организованных, более самостоятельных и более свободных от непосредственного производительного труда. Появлялась своеобразная общинно-родовая аристократия, получившая для себя уже некоторого рода возможность и время также и для развития отдельных личностей, которые до тех пор были всецело подчинены общине и потому даже и не понимались как самостоятельные личности. Но с ростом самостоятельной личности росло также и самостоятельное мышление. И как только это мышление стало доходить до выработки абстрактно-обобщенных понятий, то тут же наступал и конец абсолютного господства мифологии.
Однако эта появляющаяся в недрах общинно-родовой формации личность была еще слишком слаба, чтобы находиться вне всякой зависимости от других людей и от самой общины. Такие мыслящие личности, поскольку они отходили от непосредственного труда, могли существовать только на основе труда других людей, трудившихся, но самостоятельно еще не мысливших. А это и были рабы.
3. Возникновение рабства. Рабство возникло как естественный продукт развития общинно-родовой формации, которая уже не могла обеспечивать свое существование только средствами индивидуально-нерасчлененного и стихийно-коллективистского производства. Но освобождающийся для этого индивидуум был слишком слаб и бессилен, чтобы обеспечить себя и свою общину. И первейшим способом выхода из этого противоречия оказалось появление рабства. Родовая община стала теперь рабовладельческим полисом, в котором старые, общинно-родовые авторитеты отходили на вторые места, а вместо них водворялся союз рабовладельцев, которые стали теперь в целом организаторами новой общественно-экономической формации.
Вначале рабство было прогрессивной силой. Затем оно стало умеренным и гармоничным соотношением всей общественной, политической и культурной жизни. В дальнейшем, однако, оно стало отставать от растущих производительных сил и в конце концов превратилось в то реакционное устроение жизни, от которого погибло и оно само, и вся античная культура.
§2. РАБОВЛАДЕЛЬЧЕСКАЯ ФОРМАЦИЯ
1. Принцип. Общинно-родовая формация в связи с ее растущей мифологической абстракцией дошла до представления таких живых существ, которые уже не были просто физическими вещами и не были просто материей, но стали чем-то почти внематериальным. Тем не менее все же говорить о полной нематериальности здесь было еще рано. Признак вещественности все равно оставался даже и на этих нематериальных богах и демонах, а именно в виде чрезвычайно тонкой и разреженной материи. Говорить о чистом духе, повторяем, здесь было еще рано. Но когда появилось абстрактное мышление, оно и стало, с одной стороны, конструировать уже чисто мыслительные категории, а с другой стороны, материально-вещественная основа этих категорий оставалась незыблемой в течение всей античности.
Рабство принесло с собою строгую необходимость различать умственный и физический труд. Одни стали работать, но не заниматься умственным творчеством, а другие стали умственно творить, но уже не занимались физическим трудом, а такое раздвоение тут же вызвало и мыслительную необходимость различать бездушную вещь и управляющего этой вещью человека. Раб в античности трактуется не столько как человек, сколько как вещь, действующая не по своей воле, но по воле посторонней, то есть это не цельный человек, не личность, но лишь ее чувственно-материальный момент. При этом напрасно думают, что рабовладелец есть полноценный человек. Ничего подобного. Рабовладелец тоже не был цельным человеком, а только той его стороной, которая делает для него возможным быть погонщиком рабов, чтобы он целесообразно направлял деятельность раба. А это значит, что рабовладелец, если его брать как деятеля рабовладельческой формации, есть не человек, не полноценная личность, но лишь интеллект человека, и притом достаточно абстрактный.
Однако рабовладелец и раб не могут существовать один без другого. Они представляют собой нечто целое. Сначала это маленький древнегреческий полис, а в дальнейшем – огромная Римская империя. Следовательно, живая, но бессмысленная вещь, которой, по мнению древних, является раб», должна была объединяться в нечто целое с организующим ее абстрактным интеллектом.
Таким образом, принцип рабовладения есть жизненный синтез раба как вещи, способной производить целесообразную работу, но без личного намерения и инициативы, и рабовладельца как формообразующей идеи в виде абстрактной инициативы, то есть без телесного участия в выполнении этой инициативы.
2. Логическое (то есть структурно-смысловое) развитие принципа. На основе этого рабовладельческого принципа вырастает и его логика.
а) Раб есть не человек, но вещь, способная производить целесообразную работу. И поскольку рабский труд является здесь материей уже всего жизненного процесса, то и в области логики мы встречаемся прежде всего с такой материей, которая лишена собственной инициативы и потому является только потенцией целесообразно формируемой жизни. И мы увидим ниже, что понятие материи как потенции является в античности повсеместной категорией, которая объединяет собою даже таких разномыслящих философов, как Платон и Аристотель.
б) Рабовладелец тоже не есть личность, но вне-личностная формообразующая идея. Отсюда и вся античная логика тоже исходит из такого понимания идеи, при котором она тоже не есть личность, но только внеличностный формообразующий принцип.
в) Однако раб и рабовладелец не существуют один без другого, но образуют собою нечто целое, а именно рабовладельческий полис, или государство. Для логики это значит, что имеется также и целостное единство идеи и материи; и поскольку раб и рабовладелец являются противоположностями, то их цельное единство может быть только диалектическим и, конечно, тоже внеличностным. Так как логика продумывает свои категории до конца и до их предела, то имеется и предельное состояние указанного единства. А поскольку предел совмещает в себе все свои возможные приближения и является для них общим и их объясняющим принципом, то в античности необходимым образом возникает представление о чувственно-материальномкосмосе, который и является не только цельно-диалектическим объединением всех вещей и всех идей, но и их идеальным принципом. Конечно, внеличностным. Античный космос есть тоже пространственно-временная, то есть вполне обозримая вещь, только очень большая, предельно большая вещь; и в то же самое время она есть предельная оформленность в виде вечного, но вполне обозримого целесообразного движения небесных светил.
г) Это не значит, что входящие в чувственно-материальный космос элементы лишены всякой свободы и вступают между собой только в механическую связь. Наоборот, составляющие его элементы действуют теперь как орудия целого. А это значит, что они теперь являются героическими. Боги, демоны и герои не суть личности в полном смысле этого слова, потому что они являются в античности только обобщением природных свойств или явлений. Но, отражая на себя все целое и потому творя его волю, они являются героями, так что чувственно-материальный космос есть оплот всеобщего