Лучше быть обиженным чем обидчиком
anchiktigra
anchiktigraСЧАСТЬЕ ЕСТЬ! Философия. Мудрость. Книги.
Автор: Аня Скляр, кандидат философских наук, психолог.
Обида. Цитаты про обиду
Учитесь не обижаться. Это очень сложно, но так полезно!
Освободи ты душу от обид. и не заметишь, как душа взлетит!)
Начните с простого: пожелайте всего самого хорошего людям, которые вас однажды обидели.
Не надо носить с собой дурацкие чемоданы обид. Хотя бы потому, что если руки заняты чем-то плохим, то в них невозможно взять что-то хорошее.
тем меньше он находит поводов для обид.
Никто не может меня обидеть, если я сам этого не позволю.
Никто не заинтересован в том, чтобы обидеть вас, никто не выжидает случая, чтобы обидеть вас, каждый занят тем, что охраняет свою собственную рану.
Внутренний мир не терпит бардака. Возьми «веник» и уберись в душе. Пора, наконец, вымести все накопившиеся там обиды и горести, потери и разочарования. Пора, наконец, освободить место для чего-то по-настоящему нового, светлого,чистого и прекрасного.
Ты прощаешь других не для того, чтобы излечить их. Ты прощаешь других, чтобы излечить себя.
Ее можно только рассмешить!
Если вы научились не обижаться, это значит, что вы научились смотреть в сердце другого.
Вызывающее поведение по отношению к вам — это не личное оскорбление в ваш адрес, это мера страдания человека. Так он показывает вам, насколько ему больно и сколько сострадания ему необходимо.
Люди оскорбляют тремя способами.
Они могут сказать, что ты глуп, могут назвать тебя рабом, могут назвать тебя бездарным. Если такое случилось с вами, вспомните простую истину: только дурак назовет дураком другого, только раб ищет раба в другом, только бездарь оправдывает то, что не понимает сам, чужим безумием. Поэтому никогда ни на кого не обижайтесь, и не оскорбляйте сами, чтобы не прослыть глупыми бездарными рабами.
Счастливые люди не могут быть злыми. Обидеть других пытается лишь тот, кто сам несчастен. Не вас пытался обидеть ваш обидчик. Он лишь проецировал на вас то, что было подлинной целью его агрессии. (Энтони де Мелло)
Чем больше обида, тем больше я теряю сил.
Почему ты обижаешься, что никто не подумал о тебе и не помыл посуду в твой день рождения? Почему ты сам не предупредил об этом, не сказал? Почему ты молча, злобно стиснув зубы делаешь что-то, вместо того, чтобы попросить кого-то тебе помочь? Почему строишь драматичные образы и жалеешь себя до слез? Почему? Может, ты сам хочешь помучать себя?
Любая наша обида связана с нашим чувством собственного достоинства, иначе говоря, с нашим эго. То есть нам обидно, что нас недооценили, не предугадали наши желания, не подумали о нас в первую очередь.
Пауло Коэльо «Алхимик»
Не засоряйте свою память обидами, а то там может просто не остаться места для прекрасных мгновений!
Обвинять других – это такая маленькая уловка, которой можно пользоваться всякий раз, когда не хочешь брать на себя ответственность за то, что происходит в твоей жизни. Пользуйся ею – и тебе гарантирована жизнь без риска и замедление в собственном развитии.
Большинство людей сердятся из-за обид, которые они сами сочинили, придавая глубокий смысл пустякам.
Никто не способен обидеть вас без вашего на то согласия.
Я до сих пор так и не понял, зачем люди подолгу сердятся друг на друга. Жизнь и так непростительно коротка, ничего толком успеть невозможно, времени так мало, что, можно сказать, вовсе нет, даже если не тратить его на всякие глупости вроде ссор.
Макс Фрай
Если осёл тебя лягнул, не отвечай ему тем же. Плутарх
Обида, или кому и зачем нужно прощение
 |
| Рис. Алены Гудковой |
Обидеть человека легко. Чтобы постичь эту горькую истину, совсем не обязательно быть психологом или философом. Печальный опыт переживания нанесенной обиды имеется у всех людей без исключения, и каждому известно, как сильно может ранить душу одно-единственное недоброе слово. Обиды преследуют человека с самого раннего детства. В песочнице совсем еще маленький карапуз доводит до слез другого малыша, отнимая у него игрушку или ломая построенный им песочный домик. Очередное поколение школьников с радостным смехом мучает обидными кличками своих одноклассников, страдающих избыточным весом, слабым зрением или другими физическими дефектами. Ну а про то, как страшно, изощренно и безжалостно умеют обижать друг друга взрослые люди, и говорить лишний раз не хочется. И если тонко организованный, ранимый человек не может дать отпор оскорблению, предательству или подлости, то последним аргументом в пользу собственной правоты для него становится чувство обиды.
Так почему же христианство покушается на этот последний оплот человеческого достоинства, почему оно призывает добровольно отказаться от неотъемлемого права — не прощать боли и слез тому, кто безжалостно ворвался в твою жизнь и опалил твое сердце? Что за парадоксальный призыв звучит в Евангелии: …любите врагов ваших, благотворите ненавидящим вас, благословляйте проклинающих вас и молитесь за обижающих вас (Лк 6:27-28)? Наверное, это самая непонятная заповедь Христа. В самом деле: ну зачем любить тех, кто тебя ненавидит, обижает и гонит? Уж им-то, наверное, меньше всего на свете нужны наши любовь и прощение. Так для чего тогда принуждать себя к такому тяжелому и неблагодарному делу?
Почему нельзя мстить своим обидчикам, еще более-менее понятно: ведь если отвечать злом на зло, то вряд ли этого самого зла в мире станет меньше. С заслуженными обидами тоже все ясно, поскольку здесь действует простой и всем понятный принцип: заработал — получи и не жалуйся. А вот что делать, когда тебя обидели безо всякого повода, если наплевали в душу, растоптали и унизили просто потому, что так захотелось обидчикам? Неужели тоже — простить?
Когда хватаются за молоток
Один из лучших рассказов Василия Шукшина (который так и называется — «Обида») начинается с банальной и, увы, обыденной ситуации: человеку нахамили. Он пришел с маленькой дочкой в магазин купить молока, а продавщица по ошибке приняла его за хулигана, который накануне устроил здесь пьяный дебош. И сколько ни оправдывался бедный Сашка Ермолаев, сколько ни объяснял людям вокруг, что он ни в чем не виноват, — все было напрасно. На глазах у дочери его опозорили, обругали последними словами невесть за что. Кончается рассказ страшной картиной: Сашка бежит домой за молотком, чтобы проломить голову одному из своих обидчиков. И лишь счастливая случайность мешает ему совершить убийство.
Это, конечно, всего лишь художественное произведение. Но в нем Шукшин сумел удивительно точно показать странную особенность человеческой души — остро и очень болезненно реагировать на несправедливые обвинения. В самом деле, ну что за беда, если про тебя говорят гадости, к которым ты не имеешь никакого отношения! Ведь совесть твоя чиста и, казалось бы, тут впору просто рассмеяться и пожалеть людей, которые так глубоко заблуждаются на твой счет.
Но не тут-то было… Стоит кому-либо плохо отозваться о нас — и сразу же в душе поднимается волна неприязни к этому человеку. А уж если обидчик будет упорствовать в своих нелепых обвинениях, эта неприязнь может перерасти в настоящую ненависть, застилающую глаза, отвергающую здравый смысл и требующую лишь одного — отплатить обидчику во что бы то ни стало. В таком состоянии и впрямь недолго схватиться за молоток…
Что же это за страшная сила, способная толкнуть честного и добропорядочного человека на преступление лишь потому, что кто-то наговорил ему разного вздора?
На языке христианской аскетики такая сила называется страстью, но, конечно же, не в том смысле, который вкладывают в это слово авторы лирических стихов и любовных романов. В христианском понимании страсть — это некое свойство человеческой природы, которое изначально было добрым и полезным, но впоследствии оказалось изуродовано грехом до неузнаваемости и превратилось в опасную болезнь. В святоотеческой литературе говорится о восьми основных греховных страстях, в той или иной мере присущих каждому человеку: чревоугодие, блуд, сребролюбие, гнев, печаль, уныние, тщеславие, гордость. Все эти страсти-болезни до поры прячутся в нас, оставаясь незамеченными, хотя на самом деле могут исподволь определять весь строй нашей жизни. Но стоит окружающим хотя бы чуть-чуть коснуться этих болячек, как они тут же дают о себе знать самым непосредственным образом.
Собственно, именно это и случилось с героем шукшинского рассказа. Ведь Сашка Ермолаев и в самом деле был абсолютно не виноват в техбезобразиях, которые ему приписала продавщица. Но несправедливое обвинение больно ударило по его тщеславию и гордости, а те, в свою очередь, возбудили гнев. В результате симпатичный и добрый человек едва-едва не стал убийцей.
Бестолковая продавщица и равнодушные покупатели, поддержавшие ее нападки на невиновного, безусловно, были не правы. И обижать людей, конечно же, нельзя, об этом даже говорить излишне. Но вот воспринимать нанесенную обиду можно все-таки очень и очень по-разному. Можно схватиться за молоток. А можно заглянуть в свое сердце и ужаснуться той мути, которую в нем подняла несправедливая обида. Именно в такой ситуации легче всего увидеть свое духовно болезненное состояние, понять, как глубоко страсть пустила в тебе свои корни. И тогда обидчики становятся пускай и невольными, но все же — благодетелями, которые открывают человеку его духовные недуги своими неосторожными или даже злыми словами и поступками.
Вот как говорил об этом святой праведный Иоанн Кронштадтский: «…не раздражайся насмешками и не питай ненависти к ненавидящим и злословящим, а полюби их, как твоих врачей, которых послал тебе Бог для того, чтобы вразумить тебя и научить смирению, и помолись о них Богу… Говори: они не меня злословят, а мою страсть, не меня бьют, а вот эту змейку, которая гнездится в моем сердце и сказывается больно в нем при нанесении злословия. Утешаюсь мыслию, что, быть может, добрые люди выбьют ее оттуда своими колкостями, и не будет тогда болеть оно».
От уголька до пожара
Очень часто люди обижаются на, казалось бы, совершенно безобидные вещи. Достаточно бывает не то что слова — одного лишь взгляда, жеста или интонации, чтобы человек увидел в них нечто оскорбительное для себя. Странное дело: ведь никто же и не думал никого обижать, а обида снова — тут как тут, скребет сердце когтистой лапой и не дает жить спокойно.
Парадокс здесь заключается в том, что любая непрощенная обида всегда является «произведением» самого обиженного человека и вовсе не зависит от чьих-либо посторонних усилий или от их отсутствия. На это прямо указывает даже грамматическое строение слова обиделся. Ведь в данном случае «ся» — это ни что иное, как вышедшая ныне из употребления славянская огласовка местоимения — «себя». Таким образом, обиделся означает обидел себя, то есть дал волю мыслям, разжигающим в душе сладкую смесь сознания собственной униженности и чувства нравственного превосходства над обидчиком. И хотя люди не любят признаваться в таких вещах даже самим себе, но каждому еще с детства известно, как приятно бывает ощутить себя обиженным. Есть в этом какое-то нездоровое наслаждение, пристрастившись к которому начинаешь искать обиду даже там, где ее и в помине не было.
Ф. М. Достоевский в «Братьях Карамазовых» пишет: «Ведь обидеться иногда очень приятно, не так ли? И ведь знает человек, что никто не обидел его, а что он сам себе обиду навыдумал и налгал для красы, сам преувеличил, чтобы картину создать, к слову привязался и из горошинки сделал гору, — знает сам это, а все-таки самый первый обижается, обижается до приятности, до ощущения большего удовольствия, а тем самым доходит и до вражды истинной…»
В этой всем знакомой болезненной «приятности» обиды можно найти ответ на вопрос: почему в христианстве непрощенная обида определяется как тяжкий грех. Если говорить совсем кратко, словом грех Церковь называет то, что противоречит замыслу Божию о человеке. Иначе говоря, грехом является все, что противно нашему естеству, разрушает нас, вредит нашему душевному или телесному здоровью, но при этом обещает некоторое кратковременное удовольствие и потому представляется желанным и приятным. Самоубийственный принцип влечения человека к греховным «радостям» довольно точно выражен в знаменитой Пушкинской строке: «… Все, все, что гибелью грозит, / для сердца смертного таит / неизъяснимы наслажденья…» Еще более категорично определял разрушительную сладость греха преподобный Исаак Сирин, говоривший, что грешник подобен псу, который лижет пилу и пьянеет от вкуса собственной крови.
Нетрудно заметить, как сильно этот трагический образ напоминает упоение собственной обидой, описанное Достоевским. И даже если обида окажется не надуманной, а самой что ни на есть настоящей, это ровным счетом ничего не меняет.
Уголек обиды можно тщательно раздувать в своем сердце размышлениями о несправедливости случившегося, бесконечными мысленными диалогами с обидчиком, сознанием собственной правоты и прочими способами, которых у обиженного человека всегда найдется великое множество. А в результате всех этих «духовных упражнений» обида из маленького уголька постепенно превращается в бушующее пламя, которое может полыхать в душе долгие месяцы, а то и годы. И если из-за чужого обидного слова или поступка человек разжег такой пожар в собственной душе, то вполне закономерно будет сказать о нем, что он — обиделся. То есть — обидел себя сам.
Несколько десятилетий назад в советской культуре возник положительный образ обидчивого героя (правда, обидчивость его для благозвучия была тогда стыдливо переименована в ранимость). Этот типаж кочевал по различным художественным произведениям и тихо обижался на несправедливости и притеснения, которые проливным дождем сыпались на него из щедрой авторской руки. Так писатели и кинематографисты выражали свой протест против людской черствости, пытаясь обратить внимание аудитории на страдание и одиночество человека в бездушном обществе людей-винтиков. Цель была, безусловно, благородной, и образ ранимого героя работал здесь как нельзя лучше. Но, к сожалению, у всякой палки — два конца. Обратной стороной этого художественного метода стала романтизация самой обиженности. Ведь если тот, кто обижает, — плохой, значит, тот, кто обижается, — хороший. Следовательно: обижать — плохо, а обижаться — хорошо.
В результате такого отождествления нравственных оценок героя и его душевного состояния на тех же прекрасных, пронзительных и добрых рассказах Василия Макаровича Шукшина выросло целое поколение очень ранимых, а на самом деле — просто обидчивых людей. Право на обиду они считали вполне нормальным атрибутом человека с тонкой душевной организацией, поэтому чрезвычайно остро реагировали на малейшее проявление чужого хамства и душевной черствости. Такую нравственную позицию весьма убедительно озвучил в своем лирическом стихотворении Эдуард Асадов:
Как легко обидеть человека:
Взял и бросил слово, злее перца…
А потом порой не хватит века,
Чтоб вернуть потерянное сердце.
На первый взгляд здесь все правильно и понятно. И обижать человека нельзя ни в коем случае, и за своими словами при общении нужно следить — все так. Но есть в этом коротком стихотворении еще одна очень важная тема, которая идет как бы вторым планом и потому не так заметна. Обиженный герой (оставшийся, что называется, за кадром) оказывается настолько ранимым, что из-за одного злого слова готов навсегда закрыть свое сердце для человека, причем для человека близкого, поскольку потерять можно лишь то, что было твоим. От такой категоричности героя, от этой его нетерпимости к чужим слабостям и недостаткам становится тревожно, прежде всего за него самого. Ведь с подобной «тонкостью» натуры в конце концов можно и вовсе остаться в гордом одиночестве, обидевшись на весь мир. А это состояние куда как страшнее и губительнее, чем самые злые слова и оскорбления. Обиженный человек заживо хоронит себя в скорлупе собственных претензий к окружающим, и освободить его из такого страшного заточения не сможет даже Господь. Потому что разбить эту скорлупу можно лишь изнутри, искренне простив своих обидчиков. И пускай обидчики совершенно не нуждаются в нашем прощении. Зато в нем остро нуждаемся мы сами.
Священномученик Арсений (Жадановский), убитый большевиками в 1937 году, писал: «Добродетель всепрощения еще тем привлекательна, что она тотчас же приносит за себя награду в сердце. На первый взгляд тебе покажется, что прощение унизит, посрамит тебя и возвысит твоего недруга. Но не так в действительности. Ты не примирился и, по-видимому, высоко поставил себя — а смотри, в сердце свое ты положил гнетущий, тяжелый камень, дал пищу для душевного страдания. И наоборот: ты простил и как бы унизил себя, но зато облегчил свое сердце, внес в него отраду и утешение».
Может показаться, будто прощение для христиан — легкое дело, раз уж они настолько хорошо знают, в чем его смысл. Однако это совсем не так. Прощение обид — всегда подвиг, в котором сквозь свою боль и унижение нужно увидеть в обидчике такого же человека, как и ты сам, а сквозь его злобу и жестокость разглядеть те же духовные болезни, которые действуют и в тебе тоже. Сделать это очень непросто, особенно в тех случаях, когда обида уже пустила в душе глубокие корни, и даже осознанное волевое усилие не всегда помогает в борьбе с этой бедой.
Случается, например, что человек простил своего обидчика, но когда тот снова наносит обиду, то в возмущенной душе резко оживает и прежнее зло. Бывает так, что и обида забыта, и обидчик прощен, но если с ним случается беда, мы испытываем какое-то тайное жестокое удовлетворение. А если преодолели и эту ступень, то все же порой не можем сдержать недоумения и разочарования, когда узнаем о благополучии того, кто нас обидел когда-то. Формально прощая причиненную обиду, мы в глубине души все же продолжаем считать его своим должником и подсознательно надеемся на то, что Бог воздаст ему по заслугам. Но совсем не этого упования на грядущее возмездие ожидает от нас Господь.
Митрополит Сурожский Антоний после войны работал врачом и много общался с бывшими жертвами фашистских концлагерей. Это были люди, которых несколько лет подряд каждый день обижали так страшно, что об этом нельзя даже подумать без содрогания. Но что же они вынесли из этого многолетнего опыта обид и унижений, как относились к своим обидчикам? Владыка Антоний приводит в своей книге два уникальных документа — молитву, написанную на клочке оберточной бумаги погибшим узником лагеря смерти Дахау, и рассказ своего старого знакомого, который сам провел за колючей проволокой четыре года. Наверное, можно сколь угодно долго теоретизировать о христианском всепрощении, соглашаться с ним, или его оспаривать… Но перед этим единодушным свидетельством двух людей, перенесших немыслимые страдания, хочется просто склонить голову и благоговейно умолкнуть:
«“Мир всем людям злой воли! Да престанет всякая месть, всякий призыв к наказанию и возмездию. Преступления переполнили чашу, человеческий разум не в силах больше вместить их. Неисчислимы сонмы мучеников.
Поэтому не возлагай их страдания на весы Твоей справедливости, Господи, не обращай их против мучителей грозным обвинением, чтобы взыскать с них страшную расплату. Воздай им иначе! Положи на весы, в защиту палачей, доносчиков, предателей и всех людей злой воли — мужество, духовную силу мучимых, их смирение, их высокое благородство, их постоянную внутреннюю борьбу и непобедимую надежду, улыбку, осушавшую слезы, их любовь, их истерзанные, разбитые сердца, оставшиеся непреклонными и верными перед лицом самой смерти, даже в моменты предельной слабости. Положи все это, Господи, перед Твоими очами в прощение грехов, как выкуп, ради торжества праведности, прими во внимание добро, а не зло! И пусть мы останемся в памяти наших врагов не как их жертвы, не как жуткий кошмар, не как неотступно преследующие их призраки, но как помощники в их борьбе за искоренение разгула их преступных страстей…”
Второй пример — человека, которого я очень близко знал. Он был старше меня значительно, участник первой мировой войны, где он потерял руку; он вместе с матерью Марией Скобцовой спасал людей во время немецкой оккупации — Федор Тимофеевич Пьянов. Его взяли немцы в лагерь, он четыре года там был, остался в живых. Когда он вернулся, я его встретил случайно на улице, говорю: — Федор Тимофеевич, что вы принесли обратно из лагеря, с чем вы вернулись? — Я вернулся с ужасом и тревогой на душе. — Вы что, потеряли веру? — Нет, — говорит, — но пока в лагере я был жертвой жестокости, пока я стоял перед опасностью не только смерти, но пыток, я каждую минуту мог говорить: Господи, прости им, они не знают, что творят! И я знал, что Бог должен услышать мою молитву, потому что я имел право просить. Теперь я на свободе; наши мучители, может быть, не поняли и не раскаялись; но когда я говорю теперь: Господи, прости, они не знают, что творят, — вдруг Бог мне ответит: а чем ты докажешь искренность своего прощения? Ты не страдаешь, теперь тебе легко говорить…
Вот это тоже герой прощения.
И я глубоко уверен, что в конечном итоге, когда мы все станем на суд Божий, не будет такой жертвы, которая не станет в защиту своего мучителя, потому что раньше, чем придет время окончательного Страшного суда над человечеством, каждый, умерев, успеет на себя взглянуть как бы в зеркале Божества, увидеть себя по отношению ко Христу, увидеть, чем он был призван быть и не был, и уже не сможет осудить никого» (из книги митрополита Антония Сурожского «Человек перед Богом»).
15 лучших афоризмов Омара Хайяма – мудрость через века
Рубаи — одна из самых сложных жанровых форм таджикско-персидской поэзии. Объем рубаи — четыре строки, три из которых (редко четыре) рифмуются между собой. Хайям — непревзойденный мастер этого жанра. Его рубаи поражают меткостью наблюдений и глубиной постижения мира и души человека, яркостью образов и изяществом ритма.
Живя на религиозном востоке, Омар Хайям размышляет о Боге, но решительно отвергает все церковные догмы. Его ирония и свободомыслие отразились в рубаи. Его поддерживали многие поэты своего времени, но из-за страха преследований за вольнодумство и богохульство они приписывали и свои сочинения Хайяму.
15 глубоких и непревзойденных цитат Омара Хайама о человеке, счастье и любви:
1. Красивым быть – не значит им родиться,
Ведь красоте мы можем научиться.
Когда красив душою Человек –
Какая внешность может с ней сравниться?
2. Чем ниже человек душой, тем выше задирает нос.
Он носом тянется туда, куда душою не дорос.
3. Кто жизнью бит, тот большего добьется.
Пуд соли съевший выше ценит мед.
Кто слезы лил, тот искренней смеется.
Кто умирал, тот знает, что живет!
4. В одно окно смотрели двое. Один увидел дождь и грязь.
Другой — листвы зелёной вязь, весну и небо голубое.
В одно окно смотрели двое.
5. Мы источник веселья — и скорби рудник.
Мы вместилище скверны — и чистый родник.
Человек, словно в зеркале мир — многолик.
Он ничтожен — и он же безмерно велик!
6. Как часто, в жизни ошибаясь,теряем тех, кем дорожим.
Чужим понравиться стараясь, порой от ближнего бежим.
Возносим тех, кто нас не стоит, а самых верных предаем.
Кто нас так любит, обижаем, и сами извинений ждем.
7. Мы больше в этот мир вовек не попадем,
вовек не встретимся с друзьями за столом.
Лови же каждое летящее мгновенье —
его не подстеречь уж никогда потом.
8. Не завидуй тому, кто силен и богат,
за рассветом всегда наступает закат.
С этой жизнью короткою, равною вдоху,
Обращайся, как с данной тебе напрокат.
9. Я думаю, что лучше одиноким быть,
Чем жар души «кому-нибудь» дарить.
Бесценный дар отдав кому попало,
Родного встретив, не сумеешь полюбить.
10. Не смешно ли весь век по копейке копить,
Если вечную жизнь все равно не купить?
Эту жизнь тебе дали, мой милый, на время, —
Постарайся же времени не упустить.
11. Дарить себя — не значит продавать.
И рядом спать — не значит переспать.
Не отомстить — не значит все простить.
Не рядом быть — не значит не любить.
12. Можно соблазнить мужчину, у которого есть жена,
можно соблазнить мужчину, у которого есть любовница,
но нельзя соблазнить мужчину, у которого есть любимая женщина.
13. Чтоб мудро жизнь прожить, знать надобно немало,
Два важных правила запомни для начала:
Ты лучше голодай, чем что попало есть,
И лучше будь один, чем вместе с кем попало.
14. Не делай зла — вернется бумерангом,
Не плюй в колодец — будешь воду пить,
Не оскорбляй того, кто ниже рангом,
А вдруг придется, что-нибудь просить.
Не предавай друзей, их не заменишь,
И не теряй любимых — не вернешь,
Не лги себе — со временем проверишь,
Что этой ложью сам себя ты предаёшь.
15. Сорваный цветок должен быть подарен,
начатое стихотворение — дописано,
а любимая женщина — счастлива,
иначе и не стоило браться за то, что тебе не по силам.
Мои любимые не вошли в подборку.
Лучше пить и весёлых красавиц ласкать
Чем в постах и молитвах спасенья искать
Если место в аду для влюблённых и пьяниц
то кого же прикажите в рай допускать?
Ад и рай в небесах, утверждают ханжи.
Надо жить, нам внушают, в постах и труде
Я с подругой и чашей вина не разлучен
Чтобы так и проснутся на страшном суде
Другом верным, желанным, становишься им.
Муравья лучше гостем принять в своём доме
Чем быть принятым в дом Соломоном самим.
Если мельницу, баню, роскошный дворец
Получает в подарок дурак и подлец,
А достойный идёт в кабалу из-за хлеба
Мне плевать на твою справедливость творец!
Пусть мне чашу вина виночерпий подаст!
Так как жизнь коротка в этом временном мире,
В сей мир едва ли снова попадём,
Своих друзей вторично не найдём.
Лови же миг! Ведь он не повториться
Как ты и сам не повторишься в нём.
Чьё сердце не горит любовью страстной к милой
Без утешения влачит свой век унылый.
Дни, проведённые без радостей любви,
Считаю тяготой ненужной и постылой.
Беспощадна судьба, наши планы круша.
Не спеши, посиди на траве, под которой,
Скоро будешь лежать никуда не спеша.
Я спросил у мудрейшего: Что ты извлёк
Из своих манускриптов?» Мудрейший изрёк:
«Счастлив тот, кто в объятьях красавицы нежной
По ночам от премудростей книжных далек!»
За возможные неточности рифмы и перевода прошу прощения, писал на память)
Вхожу в мечеть. Час поздний и глухой.
Не в жажде чуда я и не с мольбой:
Отсюда коврик я стянул когда-то,
А он истерся; надо бы другой!
Зато все остальные, не перечисленные тут рубаи, про вино и. вино!
Автор молодец! Хайям крутые рубаи писал, в свое время много их перечитал.
Кто понял жизнь, тот больше не спешит,
Смакует каждый миг и наблюдает
Как спит ребенок, молится старик,
Как дождь идет и как снежинка тает.
*************************************
Общаясь с дураком, не оберёшься срама,
Поэтому совет ты выслушай Хайяма:
Яд, мудрецом тебе предложенный, прими,
Я знаю мир: в нем вор сидит на воре,
Мудрец всегда проигрывает в споре, с глупцом,
А капля счастья тонет в море горя.
************************************
Еще автор, если действительно увлекаешься этой темой, сможешь найти рубаи на тему о жене, типа нужна брать небольшого роста, типа «из двух зол выбирают меньшее». В каком-то стихе была схожая мысль
то чувство, когда учил их на память. один из любимых поэтов)
Когда живет в них злая эпиграмма,
Но раны сердца лечат рубайят-
Четверостишья старого Хайяма.»
Как-то сидели с другом в кафе Город М в Минске (не реклама) и там возле столика стоит стеллаж с книгами. Одной из них была книга со стихами Омара. Какую страницу не открой — всё про вино. В каждом стихотворении, на которые довелось наткнуться в этой книге была про вино или касающееся выпивки.
Это я так. К слову. Ничего против него не имею
В окно смотрели двое:Один увидел дождь и грязь,Другой листвы зеленой вязь,Весну и небо голубое.В одно окно смотрели двое
Это Расул Гамзатов
Океан состоящий из капель,велик.
Из пылинок слагается материк.
Твой приход и уход-не имеют значения,
Словно муха в окно залетела на миг.
Каждый молится богу на собственный лад.
Всем нам хочется в рай, и не хочется в ад.
Лишь мудрец, постигающий замысел божий,
Адских мук не страшиться и раю не рад
Рука репостнуть потянулась
Меч времени остер, не будь же верхоглядом!
Когда судьба тебе положит в рот халву,
а это хочу чтобы было на моем надгробии:
Он храбрецом не был, он мудрецом не был
Но поклонись ему
Он Человеком был
4. В одно окно смотрели двое. Один увидел дождь и грязь.
Другой — листвы зелёной вязь, весну и небо голубое.
В одно окно смотрели двое.
Вконтакте всё пропитано подобной «мудростью». Очень надеюсь что это всё добро только там и оставалось.
у него был рубай в котором он говорит типо старик пьяный ведет себя как ребенок, зрелый как безумец, а молодой пьяный мудр как старик, смысл такой вроде.
сколько сборников перелопатил не могу найти и все.
Я в себя заглянув, убедился во лжи:
ИМХО, рубаи надо читать голосом и с выражением Чонишвили ) Во всяком случае, у меня в голове рубаи звучат только так )
Смысла этих картинок понять не пытайся,
Сядь спокойно в сторонке и выпей вина!
____________________________________
Чтоб мудро жизнь прожить, знать надобно немало
Два важных правила запомни для начала:
Уж лучше голодать, чем что попало есть;
Быть лучше одному, чем вместе с кем попало.
«Живя на религиозном востоке, Омар Хайям размышляет о Боге, но решительно отвергает все церковные догмы.»
мудрый чувак за него плюс!
Всю эту чушь он не писал.
Ну и че за бумеранг?! он че был изветенен. Короче хуйню тут постят!!
да это же почти перашки!
Пятница, Омар Хаям
Современное изображение Омара Хайяма
18 мая родился Омар Хайям (1048 — 1131), персидский поэт, философ, математик, астроном, астролог. Полное имя поэта – Гияс ад-Дин Абу-л-Фатх Омар ибн Ибрахим Хайям Нишапури. Слово «Хайям» буквально означает «палаточный мастер», от слова «хайма» – палатка.Согласно источникам, в семнадцать лет он достиг глубоких знаний во всех областях философии, и обладал великолепными природными способностями и памятью.Свое образование Хайям начал в Нишапурском медресе – в то время Нишапур, расположенный на востоке Ирана в древней культурной провинции Хорасан, был крупным городом XI века с населением в несколько сот тысяч человек. Математикой Хайям занимался с восьми лет. Образование получил медицинское, но врачебным делом интересовался мало
Большую часть жизни провёл в Балхе, Самарканде, Исфахане и др. городах Средней Азии и Ирана. В философии был последователем Аристотеля и Ибн Сины. Математические сочинения Хайяма, дошедшие до наших дней, характеризуют его как выдающегося учёного. В трактате «О доказательствах задач алгебры и алмукабалы» он дал в геометрической форме систематическое изложение решения уравнений до третьей степени включительно. Трактат «Комментарии к трудным постулатам книги Евклида» содержит оригинальную теорию параллельных. В трактате «Об искусстве определения количества золота и серебра в состоящем из них теле» рассмотрена известная классическая задача, решенная Архимедом.
Омар Хайям. Памятник в Иране
Во времена Хайяма ученый, ввиду своей бедности мог регулярно заниматься наукой только при дворе того или иного правителя, занимая одну из четырех должностей: секретаря (дабира), поэта, астролога или врача. Судьба ученого зависела от милости или немилости правителя, его нрава и капризов, от придворных интриг и дворцовых переворотов. Так и судьба Хайяма во многом определялась сменяющими друг друга покровителями, которых ученый в своих трудах упоминал и благодарил.Правители XI века переманивали друг у друга образованных царедворцев, а самые могущественные забирали к себе безо всякого спроса прославившихся ученых и поэтов.
Благодаря своему алгебраическому трактату Хайям был обласкан главным судьей Самарканда Абу Тахиром Абд ар-Рахманом ибн Алаком. Позже Хайяму покровительствовал бухарский правитель Шамс ал-Мулука.
В 1074 г. после длительного противостояния сельджукам Шамс ал-Мулук признал себя вассалом султана Малик-шаха. Этот год стал знаменательной датой в жизни Хайяма: он был приглашен в столицу огромного Сельджукского государства Исфахан ко двору Малик-шаха для руководства реформой иранского солнечного календаря. Так начался двадцатилетний период его плодотворной и блестящей научной деятельности.
Хайям возглавлял группу астрономов Исфахана, которая в правление сельджукского султана Джалал ад-Дина Малик-шаха разработала принципиально новый солнечный календарь. С чисто астрономической точки зрения календарь «Джалали» был точнее, чем древнеримский юлианский календарь, применявшийся в современной Хайяму Европе, и точнее, чем позднейший европейский григорианский календарь. Вместо цикла «1 високосный на 4 года» (юлианский календарь) или «97 високосных на 400 лет» (григорианский календарь) Хайямом принято было соотношение «8 високосных на 33 года». Другими словами, из каждых 33-х лет 8 были високосными и 25 обычными. Этот календарь точнее всех других известных соответствует году весенних равноденствий. Проект Омара Хайяма был утверждён и лёг в основу иранского календаря, который вплоть до настоящего времени действует в Иране в качестве официального с 1079 года.
Этот спокойный период жизни Омара Хайяма при дворе Малик-шаха закончился в конце 1092 года со смертью султана.
В то время Исфахан был одним из главных центров исмаилизма – религиозного антифеодального течения в мусульманских странах. В конце XI века исмаилиты развернули активную террористическую деятельность против господствовавшей тюркской феодальной знати. В конце концов Исфаханская обсерватория пришла в запустение и была закрыта.О позднем периоде жизни Омара Хайяма известно также мало, как и о его юности. Источники указывают, что некоторое время Омар Хайям пребывает в Мерве, а затем отправляется в хадж в Мекку.Последние годы своей жизни он провел в Нишапуре, возможно, он преподавал в Нишапурском медресе, имел небольшой круг близких учеников, изредка принимал искавших встречи с ним ученых и философов, участвовал в научных диспутах.
Наиболее вероятная дата его смерти – 4 декабря 1131 г.О последних часах Хайяма известно со слов его младшего современника Бейхаки:«Однажды во время чтения «Книги об исцелении» Абу Али ибн Сины Хайям почувствовал приближение смерти (а было тогда ему уже за восемьдесят). Остановился он в чтении на разделе, посвященном труднейшему метафизическому вопросу и озаглавленному «Единое во множественном», заложил между листов золотую зубочистку, которую держал в руке, и закрыл фолиант. Затем он позвал своих близких и учеников, составил завещание и после этого уже не принимал ни пищи, ни питья. Исполнив молитву на сон грядущий, он положил земной поклон и, стоя на коленях, произнес: «Боже! По мере своих сил я старался познать Тебя. Прости меня! Поскольку я познал Тебя, постольку я к Тебе приблизился». С этими словами на устах Хайям и умер.»
Прижизненных изображений Омара Хайяма не сохранилось, так что облик его неизвестен.
Смысл образов Хайяма был досконально раскрыт в исследовании «Вино мистики. Духовный взгляд на «Рубайат» Омара Хайяма» Парамахамсы Иогананды в начале 30-х гг. XX в. Он открыл, что за внешними образами Омара Хайяма скрыто глубокое понимание радости и смысла человеческого существования.