Лжец на кушетке о чем книга
Рецензия на книгу Ирвина Ялома «Лжец на кушетке».
Вячеслав Халанский, психолог, психотерапевт
Рецензия на книгу Ирвина Ялома «Лжец на кушетке»
Помогает ли психотерапия человеку? Может, если рассказать другу/подружке в кафе или ресторане, то все пройдет? Может, время вылечит? Ялом ответил бы: «Ребята, перестаньте жить в иллюзии, ничего само не проходит и не решается, идите и решайте проблемы со своим мозгоправом».
«Лжец на кушетке» – роман о правде и не правде. А теперь по порядку.
1. Ялом смело рискнул проникнуть не только за закрытую дверь психотерапевтов, но и в их внутренний мир, мысли. Пациенты – лгут, терапевты также могут лгать себе самим. Правда может освободить, но для этого нужно время и терапевтический диалог. Ялом рискнул сказать правду обо всех. Объединил всех перед правдой. Нет элиты продвинутых. Все лгут, не все готовы меняться, но кто не готов, то расплачивается.
2. Можно убеждать себя, что ты профессионал, может, даже лучший в мире. Коллеги – не ровня тебе. Но как только ты так подумал, начинается твой конец как профессионала. Таков по описанию Маршалл. Он – матерый психоаналитик. «Подкопал» своего учителя супервизора, на терапии больше любуется собой как терапевтом, деньги – то, к чему стремится не больше, чем к власти. В итоге потерпел от мошенников на 135 тыс. долларов, а в свете своей славы не заметил, как жена ушла к другому мужчине. Сапожник без сапог.
3. Саймур Троттер – пожилой маститый психоаналитик, сейчас бы сказали «самый дорогой» психотерапевт. В своей практике допустил нарушение этических норм и вступил с пациенткой в сексуальные отношения, за что был отстранен с должности президента Ассоциации. Его, конечно, подсадил Маршалл, но даже самые маститые профессионалы терпят поражение. Саймур не прошел испытания властью. Когда ты подумал, что достиг всего, терпишь поражение не только как профессионал, но и человек в полном смысле слова.
4. Есть еще один персонаж, еще один психотерапевт – Эрнест Леш. Очевидно, что это прообраз Ялома. Среди предыдущих маститых ученых и его учителей он ищет свой собственный путь. Для него важна открытость (как со стороны пациента, также со стороны терапевта), что противоречило канонам психоаналитиков на тот период; также для него важна правда, какой бы она ни была. Леш занял позицию правды по отношению к пациентам. Он трудяга, ищет свой путь в профессии (находит в экзистенциальном подходе к психотерапии), не довольствуется себялюбием, ищет ответы на сложные вопросы. Признается пациентке в том, что она ему нравится, но остается верен правде и только правде как профессионал и человек.
Это бестселлер. Несомненно, сюжет интригующий. Эта книга о правде, отношениях, трагедии, боли, надежде.
Рецензии на книгу Лжец на кушетке
Ставлю максимальную оценку и даже не подумаю искать недостатки в этой книге. Она мне подарила отличное настроение и удовольствие.
Считается, что люди, которые приходят к психотерапевту, платят ему за то, чтобы он слушал их часами, выискивал корни проблем и помогал с ними разобраться. И все это предполагает практически стопроцентную искренность клиента. В этой книге Ялом рассказывает о том, что иногда на кушетке психотерапевта может оказаться и совсем другой типаж пациента. А именно человек, сознательно обманывающий терапевта. И речь не о каком-то недоговаривании или сокрытии информации из-за стыда или чего-то ещё. Речь о настоящем обмане, о намеренно рассказываемой лжи.
Для чего? Вариантов множество, и о них мы и узнаём из «Лжеца на кушетке».
Очень интересно было узнать об изнанке профессии, о том, как рассуждает психотерапевт, какие мысли вертятся в его голове, какие чувства обуревают, какими сдерживающими факторами пользуется он при выборе тактики.
Ну и конечно, замечательные истории о клиентах, которые в силу жизненных обстоятельств стали теми самыми лжецами. Особо понравилось, что это был не простой набор психотерапевтических баек и случаев из практики, а вполне цельное художественное произведение со смыслом, динамикой и ростом персонажей.
Причем в книге всё так классно «наврано», что начни я сейчас читать заново- мне опять будет интересно! Ровным счетом ничего не помню)))
Как так не помнишь?) Мне кажется, я не забуду основных лжецов, они такие колоритные все были, и пролог понравился. Неужели не помнишь, как брошенная жена разрезала галстуки и крушила его барахло, а он взломал потом дверь, унёс-таки своё, что уцелело и вырезал аккуратно дырки во всех ее трусах на причинном месте?)) Я ржала, представляя ее шок от того, что муж-оладух оказался на такое способен)
Второе произведение из большого сборника «Истории для души» под названием «Лжец на кушетке» кардинальным образом отличается от первого — «Мама и смысл жизни». Оно интересное.
Название, основанное на полной омонимичности в английском языке глаголов «лежать» и «лгать», намекает читателю, что персонажи книги без устали лгут друг другу, лёжа на кушетке психотерапевта или сидя возле неё. Хитросплетения лжи автор завязал такие сложные и ажурные, что даже жалко, что не все они оказались распутаны в итоге. Как мне показалось, одним из смыслов, вложенных Ирвином Яломом в книгу, является демонстрация того, что психотерапевты — обычные люди, не волшебники. У них есть недостатки, страсти и пороки. Они не умеют читать мысли, и их можно ввести в заблуждение и обвести вокруг пальца.
В «Лжеце. » много сцен, разыгранных в приёмных кабинетах, и работу докторов интересно наблюдать. Особенно любопытно видеть, как труд психолога оказывает благотворное влияние на пациента. Причём иногда как бы вслепую, потому что доктор может не знать или заблуждаться по поводу мотивов, приведших клиента на его кушетку. Однако сами методы для меня, как представителя определённого социума, являются как минимум спорными и, так скажем, ориентированными на другую культурно-бытовую среду. И вообще, в романе почти все ходят к психотерапевтам, включая самих психотерапевтов, которые тоже посещают своих коллег.
А впрочем, если твоя голова настолько полна эротическим контентом, как у героев произведения, этим, без сомнения, надо с кем-то делиться, а то можно лопнуть не ровён час…
Резюме: прочитал, и прочитал. Теперь знаю.
Гениальный роман моего обожаемого знаменитого доктора Ялома!
В этом супермногослойном романе намешано и незаметно переплетено множество жанров: от привычных записок психотерапевта, до плутовского детектива и любовных историй. Сначала они воспринимаются как россыпь отдельных зарисовок, затем «края» происходящих событий всё ближе сходятся за счет пересечения знакомых людей или одних и тех же персонажей, которые задействованы сразу в нескольких эпизодах, но в разных ролях. Т.е. структура многомерной мозайки постепенно сложится в такую вишенку на торте, что хочется чмокать от удовольствия.
Т.к. я хорошо знакома с творчеством Ялома, возьмусь пояснить, что события в книге по большей части вымышленные, но одновременно являются отражением реального опыта психотерапевта и его коллег. Такое мог написать только очень искушенный и увлеченный человек. Донести сложности и интересности своей профессии до обычной публики в таком искрометном виде!
Герои просто отличные, яркие и умные. Уровень каждого «порока» поначалу зашкаливает: тут и умнейшие стервы, «сучность» которых достигает небывалых высот, и самодовольные врачи, и безнадежные игроманы, и неисправимые эротоманы… Но постепенно образы раскрываются, исправляются под воздействием терапии, жизненных шоков и встрясок, потерь и судьбоносных встреч. Всё это настолько тонко проводится в мозг читателю, что закрадываются сомнения в своих первоначальных суждениях о каждом персонаже.
Как можно догадаться – книга является психотерапией для самого автора. Тут в разных сюжетных линиях и воспоминания о своих детских годах и семье (которая, как водится, не без проблем), и история с мошенничеством, и изгнание маститого профессора из института, и сексуальные фантазии. Складывается ощущение, что он пишет о наболевшем. Но не в погоне за жалостью, а скорее в потребности выговориться, передать опыт, кого-то предостеречь, показать, что «и так бывает». Ну, и главное, что лучшим, невероятнейшим сюжетом для любого шедевра является сама жизнь.
У этой книги не сложилась экранизация. Было несколько попыток вынести этот роман на экран, но все они срывались по странным причинам. И это очень хорошо, по-моему. Эта книга должна остаться интеллектуальной пищей именно на бумаге. С большой долей вероятности в фильме оставят на показ лишь детективно-мошенническую и сексуальную линии, выбросив как ненужную шелуху те самые потайные течения человеческих душ в их волшебном взаимодействии и видоизменении.
P.s. «Вы хотите об этом поговорить?»… «а давайте разберемся, почему вы задали этот вопрос?»…
Заинтриговала так заинтриговала, а всё-таки начать стоит с Как я стал собой. Воспоминания, или с чего-то не автобиографического? И порекомендуй, пожалуйста))
@natalya.s.alex, для меня забавные даже лучше. Внимание привлекают. А серьёзные могут меня смутить(
Ирвин Ялом все больше и больше подкупает. Человек берет свою профессиональную деятельность (психотерапию), объединяет с хобби (писательством) и получает качественную художественную литературу. И если в ранее прочитанных книгах главными героями прямо либо косвенно были знаменитые (именитые, легендарные) специалисты от психоанализа, то в данном случае под микроскопом оказывается рядовой доктор-психолог как таковой, обобщенный профессионал со всеми его достоинствами и недостатками, манерами вести консультацию и способами оступиться и попасть в дурацкое положение.
«Психиатры — очень доверчивые люди. То есть, как бы то ни было, они привыкли, что люди говорят им правду».
«Мозгоправов» и их проблем в романе несколько. Тут и превышение полномочий, перетекающее в сексуальные отношения с пациентом, и нарушение профессиональных правил по поводу оплаты труда, и странные экспериментальные методики, которые могут больше навредить, чем помочь (как пациенту, так и доктору). Но главных героев все-таки двое, их линии идут параллельно, хотя оба знакомы и даже связаны клиентурой. Только нестандартно связаны.
Короче, с Ирвином Яломом похоже пока прощаться рано. Он явно стоит того, чтобы тратить на его книги свободное время.
#са_июль Король Пентаклей (Идет речь о какой-либо профессии) + На обложке есть мужчина (Основная тема)
Лжец на кушетке
Перейти к аудиокниге
Посоветуйте книгу друзьям! Друзьям – скидка 10%, вам – рубли
Эта и ещё 2 книги за 299 ₽
Отзывы 121
Внутри нас живет кто-то другой
Книги Ялома можно разделить на романы, где реальные герои совершают вымышленные поступки (к данной категории я бы так же отнесла его книги «Когда Ницше плакал», «Проблема Спинозы» и, соответственно, «Лжец на кушетке»), личные размышления (как «мамочка и смысл жизни») и научно-популярная литература (как «дар психотерапии»). Никогда не читала такого количества книг одного и того же автора, Ялом покорил мое сердце и многому научил. Данная книга отличается от других своим накалом страстей, переменами героев, неординарностью сюжета. Однозначно советую к прочтению.
Книги Ялома можно разделить на романы, где реальные герои совершают вымышленные поступки (к данной категории я бы так же отнесла его книги «Когда Ницше плакал», «Проблема Спинозы» и, соответственно, «Лжец на кушетке»), личные размышления (как «мамочка и смысл жизни») и научно-популярная литература (как «дар психотерапии»). Никогда не читала такого количества книг одного и того же автора, Ялом покорил мое сердце и многому научил. Данная книга отличается от других своим накалом страстей, переменами героев, неординарностью сюжета. Однозначно советую к прочтению.
Шикарное творение! Сколько удовольствия, дум, самоанализа. Это не просто повествование о ком-то (героев), это повествование обо мне, о нас всех. Легкий язык, удивительно простой или просто удивительный сюжет… Окунулась в психотерапевтический мир или подглядела? Столько позитива не получала давно. Оценка не 5, а 10!
Шикарное творение! Сколько удовольствия, дум, самоанализа. Это не просто повествование о ком-то (героев), это повествование обо мне, о нас всех. Легкий язык, удивительно простой или просто удивительный сюжет… Окунулась в психотерапевтический мир или подглядела? Столько позитива не получала давно. Оценка не 5, а 10!
Отличная книга, впрочем как и все у И. Ялома. Для меня книга явилась ещё одним подтверждением, что нет лучшего учителя, лучшего терапевта, лучшего психоаналитика. Все самые ценные ресурсы в самом человеке. А вот вырваться из колеса Сансары можно только при взаимодействии с другими людьми. И это взаимодействие ни что иное как принятие. Принятие своих чертей через принятие других людей. Читайте обязательно!
Отличная книга, впрочем как и все у И. Ялома. Для меня книга явилась ещё одним подтверждением, что нет лучшего учителя, лучшего терапевта, лучшего психоаналитика. Все самые ценные ресурсы в самом человеке. А вот вырваться из колеса Сансары можно только при взаимодействии с другими людьми. И это взаимодействие ни что иное как принятие. Принятие своих чертей через принятие других людей. Читайте обязательно!
Восхитительно как для психологов, так и для клиентов. Для психологов так просто обязательно. Книга декларирует такое уважение к клиенту, что вызывает глубокое почтение к автору. Так много и по делу о профессиональной этике. Для самораскрытия тоже очень полезна. После прочтения поняла, как много я упустила на личной терапии. Не знаю, как эта книга читается просто как художка, читала ее как учебник, очень глубокий, интересный, захватывающий.
Восхитительно как для психологов, так и для клиентов. Для психологов так просто обязательно. Книга декларирует такое уважение к клиенту, что вызывает глубокое почтение к автору. Так много и по делу о профессиональной этике. Для самораскрытия тоже очень полезна. После прочтения поняла, как много я упустила на личной терапии. Не знаю, как эта книга читается просто как художка, читала ее как учебник, очень глубокий, интересный, захватывающий.
Я в восторге! Очень хочу вторую часть, потому что эта оставила меня в смятении… Также хочу посоветовать быть более осторожным с Яломом – штырит от него не по-детски, умейте сделать перерыв. К прочтению советую всем!
Я в восторге! Очень хочу вторую часть, потому что эта оставила меня в смятении… Также хочу посоветовать быть более осторожным с Яломом – штырит от него не по-детски, умейте сделать перерыв. К прочтению советую всем!
Захватывающая история с филигранно выстроенным сюжетом и расстановкой героев. Держит в напряжении не хуже остросюжетного детектива: здесь есть и ревность, и азарт, и интрига. Нет только однозначно отрицательных героев, во всем – свой смысл и своя задача. Ну и конечно, в центре внимания треугольник страстей: психолог его клиент и терапия.
Захватывающая история с филигранно выстроенным сюжетом и расстановкой героев. Держит в напряжении не хуже остросюжетного детектива: здесь есть и ревность, и азарт, и интрига. Нет только однозначно отрицательных героев, во всем – свой смысл и своя задача. Ну и конечно, в центре внимания треугольник страстей: психолог его клиент и терапия.
Удивительный мир психотерапии глазами разных людей, понятным каждому языком. Читала на одном дыхании. Интригующий сюжет держит в напряжении на протяжении всей книги.
Удивительный мир психотерапии глазами разных людей, понятным каждому языком. Читала на одном дыхании. Интригующий сюжет держит в напряжении на протяжении всей книги.
Это была моя первая книга Ялома, и я в восторге! Трудно оторваться от книги, прочла на одном дыхании. Во время прочтения приходит понимание, что все мы люди, а чувства психотерапевтов описаны подробно, живо. Спасибо автору, что позволяет нам взглянуть на психоанализ со стороны пациентов, как и со стороны психиатров.
Это была моя первая книга Ялома, и я в восторге! Трудно оторваться от книги, прочла на одном дыхании. Во время прочтения приходит понимание, что все мы люди, а чувства психотерапевтов описаны подробно, живо. Спасибо автору, что позволяет нам взглянуть на психоанализ со стороны пациентов, как и со стороны психиатров.
Прекрасная книга. Увлекательная история, в лучших традициях занимательного чтения, – есть интрига, развитие сюжета поддерживает интерес к героям, с нетерпением ждешь развязки, как в детективе. С коммерческой точки зрения – удачное произведение.
Очень познавательно в плане понимания работы психотерапевта. Воспринимаешь психотерапевта как живого человека, с человеческими страстями и переживаниями, имеющего право на ошибку, как и все мы. Хорошо отработана тема ответственности перед пациентом. Но, честно сказать, раскрытие внутренних проблем специалиста, обнажение субъективизма в выборе методов психотерапии и интерпретации слов и снов пациента, снижает доверие к психотерапии. В нашем обществе, где обращение к психотерапии для решения своих проблем не является нормой, где отношение к этому методу помощи и так достаточно настороженное, эта книга скорее подтверждает сомнения, а не служит популяризации идеи психотерапии.
Прекрасная книга. Увлекательная история, в лучших традициях занимательного чтения, – есть интрига, развитие сюжета поддерживает интерес к героям, с нетерпением ждешь развязки, как в детективе. С коммерческой точки зрения – удачное произведение.
Очень познавательно в плане понимания работы психотерапевта. Воспринимаешь психотерапевта как живого человека, с человеческими страстями и переживаниями, имеющего право на ошибку, как и все мы. Хорошо отработана тема ответственности перед пациентом. Но, честно сказать, раскрытие внутренних проблем специалиста, обнажение субъективизма в выборе методов психотерапии и интерпретации слов и снов пациента, снижает доверие к психотерапии. В нашем обществе, где обращение к психотерапии для решения своих проблем не является нормой, где отношение к этому методу помощи и так достаточно настороженное, эта книга скорее подтверждает сомнения, а не служит популяризации идеи психотерапии.
Лжец на кушетке
Перейти к аудиокниге
Посоветуйте книгу друзьям! Друзьям – скидка 10%, вам – рубли
Эта и ещё 2 книги за 299 ₽
Роман Ирвина Ялома «Лжец на кушетке» – удивительное сочетание психологической проницательности и восхитительно живого воображения, облеченное в яркий и изящный язык прозы. Изменив давней привычке рассказывать читателю о внутреннем мире и сокровенных переживаниях своих пациентов, доктор Ялом обращается к другим участникам психотерапевтических отношений – к самим терапевтам. Их истории рассказаны с удиви – тельной теплотой и беспощадной откровенностью. Обратившись к работе доктора Ялома, читатель, как всегда, найдет здесь интригующий сюжет, потрясающие открытия, проницательный и беспристрастный взгляд на терапевтическую работу. Ялом показывает изнанку терапевтического процесса, позволяет читателю вкусить запретный плод и узнать, о чем же на самом деле думают психотерапевты во время сеансов. Книга Ялома – прекрасная смотровая площадка, с которой ясно видно, какие страсти владеют участниками психотерапевтического процесса.
В формате a4.pdf сохранен издательский макет.
Он так много лет заботился о других, что отвык, когда кто-то заботился о нем.
Он так много лет заботился о других, что отвык, когда кто-то заботился о нем.
Если вы хотите гордиться собой, делайте то, что вызывает у вас гордость
Если вы хотите гордиться собой, делайте то, что вызывает у вас гордость
Знаете, что самое классное в болезни Альцгеймера? Ваши новые знакомые оказываются вашими старыми друзьями и вы сами можете класть подарки себе под елку.
Знаете, что самое классное в болезни Альцгеймера? Ваши новые знакомые оказываются вашими старыми друзьями и вы сами можете класть подарки себе под елку.
Лжец на кушетке
Перейти к аудиокниге
Посоветуйте книгу друзьям! Друзьям – скидка 10%, вам – рубли
Будущему – Лили, Алану, Леноре, Джейсону.
Пусть ваши жизни будут наполнены чудом.
LYING ON THE COUCH
Перевод с английского М. Будыниной
Оформление серии В. Меламеда
© 1996 by Irvin D. Yalom
© Оформление. В. Меламед, 2005
© ООО «Издательство «Эксмо», 2014
Книги Ирвина Ялома
«Когда Ницше плакал»
Незаурядный пациент… Талантливый лекарь, терзаемый мучениями… Тайный договор. Соединение этих элементов порождает незабываемую сагу будто бы имевших место взаимоотношений величайшего философа Европы (Ф. Ницше) и одного из отцов-основателей психоанализа (Й. Брейера).
Ялом показывает изнанку терапевтического процесса, позволяет читателю вкусить запретный плод и узнать, о чем же на самом деле думают психотерапевты во время сеансов. Книга Ялома – прекрасная смотровая площадка, с которой ясно видно, какие страсти владеют участниками психотерапевтического процесса.
«Мама и смысл жизни»
Беря в руки эту книгу, ты остаешься один на один с автором и становишься не читателем, а скорее слушателем. Ну и, разумеется, учеником, потому что этот рассказчик учит. И когда он говорит: «Слушайте своих пациентов. Позвольте им учить вас», на какой-то миг вы меняетесь местами: ты становишься врачом, а Ялом – твоим пациентом, который учит своего терапевта. Ты только позволь ему это делать.
Жизнеописания гения и злодея – Бенедикта Спинозы и Альфреда Розенберга, интригующий сюжет, глубокое проникновение во внутренний мир героев, искусно выписанный антураж ХVII и ХХ веков, безупречный слог автора делают «Проблему Спинозы» прекрасным подарком и тем, кто с нетерпением ждет каждую книгу Ялома, и тем, кому впервые предстоит насладиться его творчеством.
Пролог
Эрнесту нравилось быть психотерапевтом. День за днем пациенты открывали ему самые сокровенные тайники своей жизни. День за днем он успокаивал их, утешал их, прогонял отчаяние. А его за это обожали, холили и лелеяли. И платили ему, не без этого. Хотя Эрнест часто думал, что, не нуждайся он в деньгах, он бы занимался психотерапией на благотворительных началах.
Счастлив тот, кто любит свою работу. Эрнест, разумеется, понимал, что ему повезло. Более того, он понимал, что на него снизошло благословение. Он нашел свое призвание и мог со всей уверенностью заявить, что находится именно там, где должен быть, – на пике своего таланта, интересов, страстей.
Эрнест не был религиозным человеком. Но каждое утро, когда он открывал регистрационную книгу и видел имена восьми-девяти дорогих его сердцу людей, с которыми ему предстояло провести этот день, его охватывало чувство, назвать которое он мог лишь религиозным. В такие моменты его охватывало непреодолимое желание рассыпаться в благодарностях – кому-то, чему-то, что привело его на верный путь.
Бывало, по утрам, вглядываясь в небеса над Сакраменто-стрит, в утренний туман, он представлял, как в неверном свете утра перед ним проходят его предшественники-психотерапевты.
«Спасибо, спасибо вам», – прошептал бы он. Он благодарил их всех – всех целителей, врачующих отчаяние. В первую очередь – прародителей, чьи неземные силуэты были едва различимы: Иисус, Будда, Сократ. Далее – чуть более отчетливые образы отцов-основателей: Ницше, Кьеркегор, Фрейд, Юнг. Ближе – старшее поколение терапевтов: Адлер, Хорни, Салливан, Фромм и милое улыбчивое лицо Шандора Ференци.
Несколько лет назад они откликнулись на его отчаянную мольбу, когда после практики в лечебнице он повел себя как любой полный амбиций молодой нейропсихиатр и занялся нейрохимическими исследованиями, обещавшими большое будущее и море возможностей для личностного роста. Прародители знали, что он сбился с пути. Его место было не в научной лаборатории. И не на раздаче лекарств в психофармакологии.
Они послали к нему вестника – забавного, курьезного посланника власти, – чтобы вернуть его на предназначенный ему путь. До этого дня Эрнест не знал, почему он решил посвятить себя психотерапии. Но он помнил, когда принял это решение. Он помнил этот день со всей ясностью. Прекрасно помнил он и посланника. Это был Сеймур Троттер, человек, которого он видел лишь однажды, но который изменил его жизнь раз и навсегда.
Шесть лет назад председатель кафедры назначил Эрнеста на прохождение практики в Стэнфордском комитете этики клинической медицины, и первым дисциплинарным иском, с которым ему пришлось работать, было дело доктора Троттера. Сеймур Троттер был патриархом психиатрии и бывшим президентом психиатрической ассоциации семидесяти одного года от роду. Он был обвинен в сексуальных домогательствах к своей тридцатидвухлетней пациентке.
В то время Эрнест был помощником профессора, четыре года назад закончившим учебную практику в лечебнице. У него была постоянная работа в сфере нейрохимических исследований – и ни малейшего представления о мире психотерапии. Именно поэтому он не понимал, почему именно ему поручили работать с этим случаем, а произошло это именно потому, что никто другой за него не взялся бы: любой психотерапевт со стажем в Северной Каролине благоговел перед Сеймуром Троттером – и боялся его.
В качестве места для проведения интервью Эрнест выбрал строгий административный кабинет больницы и приложил все усилия к тому, чтобы выглядеть официально. В ожидании доктора Троттера он поглядывал на часы, перед ним лежала папка с иском, но он не открывал ее. Чтобы остаться беспристрастным, Эрнест решил беседовать с обвиняемым, не имея никакой исходной информации, что позволило бы ему выслушать историю из его уст без каких бы то ни было предубеждений. Он ознакомится с содержанием этой папки позже и, если возникнет такая необходимость, назначит вторую встречу.
Он слышал стук, раздающийся в холле. Доктор Троттер слеп? Его никто об этом не предупреждал. Стук, сопровождаемый шарканьем, приближался. Эрнест встал и вышел в холл.
Нет, он не слеп. Калека. Доктор Троттер ковылял по коридору, неловко балансируя между двумя тростями. Согнувшись, он широко расставлял трости, держа их практически на вытянутых руках. Его крепкие, сильные подбородок и скулы были в хорошей форме, но все остальное пространство было покрыто морщинами и старческими пятнами. Кожа на шее собралась в крупные складки, из ушей выбивались пучки белой поросли. Но годы не могли взять свое – что-то юное, даже мальчишеское осталось в этом человеке. Что же это? Может, волосы – ежик густых седых волос – или одежда – синяя джинсовая куртка поверх белого свитера с высоким горлом.
Знакомство прошло в дверях. Доктор Троттер сделал два нетвердых шага, вдруг вскинул свои трости, бешено завертелся и, словно по чистой случайности, спланировал прямо на свой стул.
Эрнест не мог позволить себе сойти с намеченного пути. «Доктор Троттер, вы понимаете, для чего нужно это интервью и почему я записываю его на пленку?»
«Я слышал, что руководство госпиталя собирается представить меня к награде как лучшего сотрудника месяца».
Эрнест не ответил. Он не отрываясь смотрел в его огромные круглые очки.
«Простите, я знаю, что у вас есть работа и вам надо ее выполнять, но, когда размениваешь восьмой десяток, начинаешь смеяться над такими вот удачными приколами. Да, на прошлой неделе пошел семьдесят второй год. А вам сколько лет, доктор. Я забыл, как вас зовут. Каждую минуту, – произнес он, постучав себя по голове, – дюжины нейронов коры головного мозга вылетают наружу, словно дохнущие мухи. Самое забавное в этом то, что я опубликовал четыре работы по болезни Альцгеймера – разумеется, уже не помню где, но в хороших журналах. Вы знали об этом?»
Эрнест покачал головой.
«Итак, вы не знали, я забыл, так что мы с вами в одной лодке. Знаете, что самое классное в болезни Альцгеймера? Ваши новые знакомые оказываются вашими старыми друзьями, и вы сами можете класть себе подарки под елку».
Эрнеста все это раздражало, но он не смог сдержать улыбку.
«Итак, ваше имя, возраст, мировоззренческая позиция?»
«Доктор Эрнест Лэш, а остальное, доктор Троттер, скорее всего на данный момент к делу не относится. Нам сегодня предстоит много работы».
«Моему сыну сорок. Вы не старше его. Я знаю, что вы выпускник Стэнфорда. Слышал, в прошлом году у вас были серьезные выступления. Вы хорошо справились. Очень четкое изложение материала. Сейчас психофармакология на волне, не так ли? И как же вас сейчас учат психотерапии? Вас вообще этому учат?»
Эрнест снял часы и положил их на стол. «Когда-нибудь, в другой раз, я с радостью представлю вам копию стэнфордского расписания, но сейчас, доктор Троттер, прошу вас, давайте приступим к делу. Пожалуй, лучше всего, если вы сами расскажете мне о миссис Феллини».
«Ладно, ладно, ладно. Вы хотите, чтобы я был серьезен. Вы хотите, чтобы я рассказал вам свою историю. Садись, паренек, и слушай мою историю. Начнем с начала. Было это года четыре назад – как минимум четыре года назад…Я потерял все свои записи об этой пациентке… что говорится об этом в вашей папке, когда это было? Что? Вы не читали материалы дела. Лень? Или пытаетесь избежать ненаучной непредвзятости?»
«Прошу вас, доктор Троттер, продолжайте».
«Первый принцип интервью – создать теплую атмосферу доверия. Вы справились с этой задачей настолько искусно, что теперь мне намного легче говорить с вами об этих болезненных и неприятных вещах. О, это вас трогает. Будьте поосторожнее со мной, доктор Лэш, я сорок лет читал лица. У меня это очень хорошо получается. Но если вы больше не будете меня перебивать, я начну. Готовы?
Нет? Это, наверное, было до вас. Боже святый, я чувствую себя стариком. Хорошая штука – Берн был умный малый. Прочтите, такое не должно забываться.
Замужем, детей нет. Она не хотела их заводить, говорила, что этот мир – слишком жуткое и гадкое место, чтобы приводить сюда детей. Хороший муж, отвратительные отношения. Он очень хотел детей, из-за этого постоянно были стычки. Он был банкиром, занимался инвестициями, как и ее отец, вечно в разъездах. Через несколько лет семейной жизни его либидо умерло – или переключилось на зарабатывание денег: он хорошо зарабатывал, но ему никогда не удавалось сорвать по-настоящему большой куш, как ее отцу. Дела, дела, дела, спал с компьютером. Может, его он и трахал, кто знает. Но Белль он не трахал, это уж точно. По ее словам, он годами избегал ее. Может быть, потому, что злился из-за того, что у него не было детей. Трудно сказать, на чем держался их брак. Он был воспитан в семье последователей «Христианской науки» [1] и отказывался пройти курс семейной терапии или какой-либо другой психотерапии. Но она говорила, что никогда по-настоящему не настаивала на этом. Посмотрим. Что еще? Направляйте меня, доктор Лэш.
Предыдущие терапевты? Хорошо. Важный момент. Я всегда задаю этот вопрос в первые полчаса. Непрекращающийся курс терапии – или попытки терапевтического воздействия, – начавшийся еще в подростковом возрасте. Прошла через руки всех женевских терапевтов, ездила в Цюрих к психоаналитикам. Училась в американском колледже, в Помоне, переходила от терапевта к терапевту, причем с большинством из них дело ограничивалось единственным сеансом. На трех-четырех терапевтах она застревала по нескольку месяцев, но ни с кем не получалось ничего путного. Белль была – и остается – очень свободолюбивой. Никто не может быть достойным ее или по крайней мере подходящим. У каждого терапевта находился какой-то недостаток: слишком формальный, слишком помпезный, слишком критичный, слишком снисходительный, слишком деловой, слишком холодный, слишком озабоченный диагностикой, слишком зависимый от стереотипов. Психиатрическое воздействие? Психологическое тестирование? Поведенческие протоколы? Забудьте! Все это советуют, и всех она сразу же отбраковывала. Что еще?
Почему она выбрала меня? Замечательный вопрос, доктор Лэш. Конкретизирует беседу и ускоряет процесс. Мы скоро сделаем из вас психотерапевта. У меня было такое ощущение, еще когда я слышал ваши выступления. Хорошая голова, острый ум. Это было видно по тому, как вы преподносили материал. Но что мне понравилось больше всего, так это то, как вы докладывали о случаях, с которыми работали, особенно то, как вы позволяете пациентам воздействовать на вас. Я увидел в вас полный набор нужных инстинктов. Как говорил Карл Роджерс, «не теряйте время на обучение терапевтов, лучше посвятите это время их отбору». Я всегда считал, что в этих словах большая доля правды.
Итак, на чем я остановился? А, как она вышла на меня. Ее гинеколог, которого она обожала, в свое время был моим пациентом. Он сказал ей, что я правильный парень, не трепач и берусь за любые случаи. Она нашла меня в библиотеке, и ей понравилась моя статья пятнадцатилетней давности, в которой я рассматривал предложение Юнга относительно изобретения нового терапевтического языка для каждого отдельного пациента. Знаете эту статью? Нет? «Журнал ортопсихиатрии». Я пришлю вам копию. Я зашел даже дальше, чем Юнг. Я предложил изобретать новый вид терапии для каждого отдельного пациента, предложил со всей серьезностью относиться к идее уникальности каждого пациента и разрабатывать для каждого из них свой уникальный психотерапевтический метод.
Так что приблизительно в таком состоянии была Белль, когда мы начали работать с ней. Представляете себе ситуацию? У вас есть какие-нибудь вопросы или мне можно продолжать? О’кей. Итак, каким-то образом во время первой нашей встречи я прошел все ее испытания. Она вернулась во второй раз и в третий, так что мы начали курс терапии, встречаясь по два, а иногда по три раза в неделю. Целый час я самым подробным образом расспрашивал ее о работе с предыдущими терапевтами. Эта стратегия всегда очень полезна при работе с трудными пациентами, доктор Лэш. Узнайте, как они ее лечили, и старайтесь не повторять их ошибок. Выкиньте из головы эту чушь о том, что пациент не готов к терапевтическому воздействию! Это терапевтическое воздействие не готово к пациенту. Но для того чтобы быть способным изобрести новую терапию для каждого пациента, вы должны быть смелым и креативным.
Какими методиками пользовался я? Боюсь, вы перестали меня понимать. Моя методика состоит в том, чтобы не придерживаться ни одной методики! Я не умничаю, доктор Лэш, это первое условие качественной психотерапии. Если вы станете терапевтом, вы тоже будете следовать этому правилу. Я пытался быть более человечным и менее механистичным. Я не составляю систематизированные терапевтические планы – после сорока лет практики вы бы тоже не стали этим заниматься. Я доверяю своей интуиции. Но вам, как новичку, это не подходит. Оглядываясь назад, я понимаю, что самым удивительным аспектом патологии Белль была ее импульсивность. У нее появляется желание – бинго! Она начинает делать все для его осуществления. Помню, я хотел повысить ее толерантность [4] к фрустрации. Это была моя начальная точка, моя первоочередная, а может – и основная цель терапии. С чего же мы начали? Без своих записей мне трудно вспомнить, с чего все начиналось, – столько лет прошло.
Я же говорил вам, что я потерял их. Вижу сомнение на вашем лице. Записи пропали. Исчезли, когда я переезжал из офиса в офис два года назад. Вам ничего не остается, кроме как поверить мне на слово.
Главное, что мне запомнилось из этого начального периода, так это тот факт, что дела шли намного лучше, чем я мог представить. Не знаю почему, но я сразу приглянулся Белль. Вряд ли это заслуга моей ослепительной внешности. Мне как раз сделали операцию на катаракту, так что мои глаза выглядели отвратительно. Да и моя атаксия [5] особой сексуальности к моему облику не прибавляет. Это наша семейная мозжечковая атаксия, если хотите знать. Прогрессирующая. Я еще похожу на своих двоих годик-другой, а потом три-четыре года посижу в инвалидном кресле. Cest la vie.
Полагаю, я подкупил Белль тем, что обращался с ней как с личностью, с человеком. Я поступал именно так, как вы поступаете сейчас, и я, доктор Лэш, очень рад, что вы действуете так же. Я не читал ни одну ее карту. Я взялся за это дело вслепую, хотел иметь совершенно свежий, незатуманенный взгляд на вещи. Белль никогда не была для меня диагнозом: ни пограничным состоянием, ни пищевым расстройством, ни компульсивным антисоциальным расстройством. Так я отношусь ко всем своим пациентам. Надеюсь, я не стану диагнозом для вас.
Считаю ли я необходимым ставить диагноз? Ну, я знаю, что все вы, теперешние выпускники, да и вся психофармакологическая промышленность только этим и живете. Психиатрические журналы переполнены бессмысленными рассуждениями о нюансах диагностики. Это все будет забыто. Я знаю, некоторые психозы нуждаются в диагностике, но в повседневной психотерапии роль диагностики невелика – а то и негативна. Вы никогда не задумывались над тем, что поставить пациенту диагноз при первой встрече легко, но чем лучше вы его узнаете, тем задача становится сложнее? Спросите об этом любого опытного терапевта в частной беседе, и он скажет вам то же самое! Иными словами, уверенность обратно пропорциональна осведомленности. Такая вот наука, ага?
Я пытаюсь объяснить вам, доктор Лэш, что я не просто не поставил диагноз Белль, я и не мыслил такими категориями. Я и сейчас не думаю. Несмотря на все случившееся, на все, что она сделала, я так не думаю. И я думаю, что она знала об этом. Мы были всего лишь двоими людьми, вступающими в контакт. И мне нравилась Белль. Всегда нравилась. Очень! И она это знала. Может, в этом все дело.
Белль не была хорошим пациентом для разговорной терапии – ни для одной ее разновидности. Импульсивная, предпочитающая действия размышлениям, неспособная к интроспекции, к свободным ассоциациям; собственный внутренний мир ее совершенно не интересовал. Она никогда не справлялась с традиционными терапевтическими заданиями, такими, как самоисследование, инсайт, что только понижало ее самооценку. Вот почему терапия всегда оказывалась неэффективной. И вот почему я был уверен в необходимости направить ее внимание в иное русло. Вот почему мне пришлось изобрести новый терапевтический подход специально для Белль.
Например? Хорошо, я приведу вам пример. Это произошло в самом начале терапии, на третьем или, возможно, четвертом месяце. Тогда я вплотную занимался ее самодеструктивным сексуальным поведением и расспрашивал ее о том, что ей действительно нужно от мужчин, в том числе и от первого мужчины в ее жизни – ее отца. Но я старался впустую. Она наотрез отказывалась говорить о прошлом – слишком много говорила об этом с другими терапевтами, заявила она. Еще она была уверена в том, что раскапывание могил прошлого служит лишь благовидным предлогом для того, чтобы снять с себя ответственность за собственные поступки. Она прочла мою книгу по психотерапии и цитировала по ней мои же слова. Меня это бесило. Когда пациенты начинают сопротивляться, цитируя твои собственные книги, можешь считать, что тебя взяли за жабры.
На одном из сеансов я попросил ее рассказать какую-нибудь детскую мечту или сексуальную фантазию, и в конце концов, чтобы посмешить меня, она пересказала одну повторяющуюся фантазию, которая была у нее лет в восемь-девять: на улице страшный ливень, она входит в комнату, замерзшая и вымокшая до нитки. Там ее ждет пожилой мужчина. Он обнимает ее, снимает промокшую одежду, вытирает огромным теплым полотенцем, поит горячим шоколадом. И я предложил ей разыграть сценку: сказал ей, чтобы она вышла из кабинета и вошла обратно, притворяясь, что промокла и замерзла. Я, разумеется, опустил сцену с раздеванием, принес из ванной внушительных размеров полотенце, хорошенько вытер ее – все это без всякого сексуального подтекста, как и было всегда. Я «высушил» ее волосы, после чего закутал ее в полотенце, усадил на стул и приготовил чашку растворимого горячего шоколада.
Не спрашивайте, почему я решил проделать это именно тогда. С таким большим стажем практики, как у меня, начинаешь доверять своей интуиции. И этот случай изменил все. Какое-то время Белль не могла произнести ни слова, в ее глазах стояли слезы, а потом она разрыдалась, как дитя. Белль никогда, никогда не плакала у терапевтов. Ее сопротивление как рукой сняло.
Что я имею в виду под исчезновением сопротивления? Я имею в виду, что она стала доверять мне, поверила в то, что мы с ней находимся по одну сторону баррикад. Технический термин, доктор Лэш, обозначающий этот феномен, – «терапевтический альянс». После этого она стала настоящим пациентом. Она смело делилась важной информацией. Она начала жить в ожидании следующего сеанса. Терапия стала центром ее вселенной. Снова и снова она повторяла, как много я для нее значу. И все это – через каких-то три месяца.
Не слишком ли много я значил для нее? Нет, доктор Лэш, терапевт не может значить для пациента слишком много в самом начале терапии. Даже Фрейд пользовался стратегией замены психоневротического состояния на невроз переноса – это эффективнейший способ, помогающий взять под контроль деструктивные симптомы.
Это привело вас в замешательство. Ну что обычно происходит, когда пациент становится одержим терапевтом? Он подолгу размышляет над каждым сеансом, ведет бесконечные воображаемые диалоги с терапевтом между сеансами. Со временем на место симптомов приходит терапия. Иными словами, пациентом перестают управлять внутренние невротические факторы, и он начинает меняться под воздействием требований терапевтических отношений.
Нет, спасибо, кофе достаточно, Эрнест. Но вы не обращайте внимания, пейте. Вы не возражаете, если я буду называть вас Эрнестом? Хорошо. Итак, чтобы добиться результатов, я решил воспользоваться ее состоянием. Я сделал все, что мог, чтобы стать для нее максимально значимым. Я отвечал на все без исключения вопросы о своей жизни, я поддерживал то, что было в ней позитивного. Я рассказывал ей, насколько она умна и красива. Я ненавидел то, что она делает с собой, и прямо, без обиняков ей об этом заявлял. Мне было нетрудно: все, что от меня требовалось, – говорить правду.
Вы спрашивали меня, какой методикой я оперировал. Может, лучшим ответом на этот вопрос будет следующее: я говорил правду. Со временем я стал играть более важную роль в ее фантазиях. Она подолгу рассказывала о своих фантазиях, касающихся нас обоих, – как мы просто проводим время вместе, обнимаемся, я играю с ней, словно с ребенком, кормлю ее. Однажды она принесла в кабинет баночку желе «Jell-O», ложку и попросила меня покормить ее, что я и сделал, вызвав бурную радость.
Звучит вполне невинно, правда? Но я знал, еще в самом начале, что за всем этим неясно вырисовывается тень. Я знал это, я знал это, когда она рассказывала, как она возбудилась, когда я кормил ее. Я знал это, когда она рассказывала о том, как она подолгу плавает в каноэ, по два-три дня в неделю, только чтобы побыть в одиночестве, плыть по воде и наслаждаться фантазиями обо мне. Я знал, что рискую, но это был просчитанный риск. Я хотел позволить сформироваться позитивному переносу, который мог бы впоследствии использовать для борьбы с ее саморазрушительными тенденциями.
Вам когда-нибудь приходилось работать с пациентом, ожидающим результатов анализа на ВИЧ? Нет? О Эрнест, этот период ожидания – непаханое поле возможностей. Вы можете использовать его для того, чтобы провести по-настоящему серьезную работу. Несколько дней пациенты проводят лицом к лицу со своей собственной смертью, возможно, первый раз в жизни. В это время вы можете помочь им исследовать список приоритетов и внести в него изменения, сделать основой их жизни то, что имеет реальное значение. Я иногда называю это терапией экзистенциального шока. Но не в случае Белль. Ее это не беспокоило. Просто отказывалась верить. Как и большинство пациентов, склонных к саморазрушению, она была уверена в собственной неуязвимости – умереть она могла лишь от собственной руки.
Я рассказал ей о ВИЧ, о герпесе, которого, что удивительно, у нее тоже не оказалось, о безопасном сексе. Я рассказал ей о более безопасных местах, где можно подцепить мужчину, если уж ей обязательно надо это сделать: теннисные клубы, собрания Ассоциации родителей-учителей, читальные залы книжных магазинов. Белль была неподражаема, она была способна назначить тайное рандеву совершенно незнакомому красавцу за каких-то пять-шесть минут, причем в десяти футах могла в этот момент находиться ничего не подозревающая жена. Должен отметить, я завидовал ей. Большинство женщин не ценят свое счастье в этом плане. Можете представить себе мужчину – особенно такую старую развалину, как я, – проделывающего что-то подобное с такой легкостью?
Поразительным качеством Белль при всем том, о чем я уже рассказал вам, была ее абсолютная честность. На первых двух сеансах, когда мы решали, что будем работать вместе, я поставил основное условие терапии – стопроцентная честность. Она должна была сообщать мне обо всех значимых событиях, происходящих в ее жизни: употребление наркотиков, импульсивные сексуальные выходки, порезы, рвота, фантазии – обо всем. Иначе, сказал я ей, мы только потратим время зря. Но если она делится чем-то со мной, то может с полной уверенностью рассчитывать на меня – я помогу ей справиться с этим. Она дала мне это обещание, и мы скрепили этот контракт церемонным рукопожатием.
И, насколько мне известно, она свое обещание сдержала. На самом деле это было частью моего метода, потому как, если бы в течение недели произошли какие-либо серьезные срывы, например, она порезала себе руки или отправилась в бар, я бы проанализировал их до мельчайших подробностей. Я настоял бы на глубоком и длительном исследовании всех происшествий, имевших место незадолго до срыва. «Прошу вас, Белль, – говорил я, – я должен услышать все, что происходило до этого, все, что может помочь нам понять, почему это произошло: как вы провели утро, о чем вы думали, что чувствовали, о чем мечтали». И Белль оказывалась припертой к стенке: она хотела поговорить о множестве других вещей, и ей ужасно не нравилось тратить значительную часть сеанса на подобные разговоры. Только это помогало мне держать ее импульсивность под контролем.
Но чего Белль никак не могла понять, так это абсолютной бесплодности этих попыток. После каждой из них наступал обратный эффект, так как далее следовало появление острого чувства стыда и новые, более отчаянные – и более саморазрушительные – попытки почувствовать себя живой. Белль с каким-то невероятно бестолковым упорством не желала понимать, что ее поведение влечет за собой определенные последствия.