Маска я тебя знаю что значит
Маска я тебя знаю что значит
Фраза, вынесенная в заглавие, как вы догадываетесь, позаимствована нами из карнавального этикета. В средневековой Венеции, а потом и в других странах, куда перекочевали карнавалы (в том числе, и в России, где они назывались маскарадами), если один человек узнавал другого несмотря на тщательную маскировку, он подходил совсем близко и шептал: «Маска, я тебя знаю!» Узнанный, в ответ, должен был открыть лицо. Карнавальные прятки для него на этом заканчивались.
Зло тоже любит маскироваться. Даже не то, что любит, – оно без масок просто не обходится, не выживает. Ведь, обнажённое зло мало кому нравится, уж больно оно непрезентабельно.
Поэтому, сорви с него маску, обличи – т.е., покажи лицо – и оно поспешит уползти в тёмный угол, чтобы поменьше людей успело заметить, насколько оно жалкое и уродливое.
В нашей сегодняшней жизни карнавал разнообразных уродов оброс целым штатом обслуги. Имиджмейкеры, пиарщики, политологи, социологи, наконец, огромная армия журналистов.
Но, может быть, самое печальное в этой истории то, что невольной, бесплатной обслугой ряженого зла становимся мы – зрители, слушатели, читатели.
Нам говорят «олигарх», и мы послушно верим, что перед нами сверхчеловек, непобедимый, неустрашимый, хитроумный, как сто Улиссов.
А между тем, его истинную сущность отражает короткое, презрительное слово «вор». И сразу становится понятно, что нет никакого сверхчеловека, а есть ублюдок или, как говорили раньше, моральный урод. И хорохорится он только до тех пор, пока ходит без наручников.
Когда мы перестаём называть педераста педерастом, а покорно повторяем «голубой», то бессознательно ставим себя перед альтернативой: либо полюбить извращенцев, либо разлюбить небо, потому что оно голубого цвета.
Между прочим, в той же средневековой Венеции этот приём использовали. Знаете кто? Те, кто сейчас скрывается под маской «киллеров»: наёмные убийцы. У них была настоящая чёрная с бахромой маска.
А была и вторая, словесная. Они называли себя «браво» – смельчак, специалист своего дела, порядочный человек. И все остальные, повторяя за ними это карнавальное, лицемерное прозвище, невольно начинали романтизировать убийц. А, следовательно, и убийство.
Но дело не только в том, чтобы всех этих «киллеров», «дилеров» и «эффективных собственников» называть, в соответствии с их сутью. Очень полезно перестать поддерживать затянувшийся маскарад деньгами. Ведь, они – гуляют не на свои.
А мы, уже зная, что ограблены, продолжаем сдавать денежку на обновление карнавального тряпья.
Кто заставляет десятки тысяч москвичей каждый день покупать «Московский комсомолец», от одних заголовков которого может стошнить?
Да и большинство провинциальных газет, по правде сказать, нисколько не лучше. Да, на первой странице там может не быть кричащей непристойности, но где-нибудь, ближе к концу, обязательно попадётся молодежная страничка с обязательной темой «про это». А потом – снова сад, огород, что-нибудь для малышей.
И разврат, войдя в дом под маской семейного еженедельника, поселяется там (в доме) где-то между сообщением о жилищно-коммунальной реформе и рецептом фруктового пирога.
И вот уже мать с дочерью-подростком сидят голова к голове в вагоне метро и изучают женский журнал. Сперва моды, а затем советы по контрацепции.
А дома – папа с младшеньким, поджидая их, смотрят по телевизору актуальнейшее ток-шоу, в котором эксперты с жаром обсуждают, когда лучше узаконить проституцию: немедленно, потому что иначе нас не примут в Совет Европы, или, всё же, надо ещё немного подготовить общественное мнение.
Что он Гекубе, что ему Гекуба? А – смотрит и ещё жене станет пересказывать, когда та домой вернётся. Забудет какую-нибудь деталь, а малыш подскажет, он парень шустрый, всё на лету ловит. Такое слово из передачи запомнил – во память! – про-мис-ку-и-тет (по-русски – «беспорядочные случки»).
По способу существования зло – паразитарно, оно питается соками нашего интереса, энергией нашей скуки, уютно размещается в пустотах нашей души.
Пылятся на полках прекрасные книги, ждут музеи и библиотеки, шумят деревья в лесу, всегда и для всех открыты двери храмов. А мы не видим, не слышим, не понимаем. Тупеем от газет, слепнем от телевизора. Им отдаём душу.
«Фантомас» (1964). Маска-маска, я тебя знаю?
«Мне нужен труп. Я выбрал Вас. До скорой встречи! Фантомас». Этот стишок многим знаком с детства. Немудрено, ведь советская кинопремьера знаменитейшего фильма «Фантомас» Андре Юнебеля состоялась в 1967 году, спустя три года после выхода ленты во Франции. Что характерно, на родине картину посмотрело 4,5 миллиона человек, в СССР — 45 миллионов.
Популярность французской трилогии о Фантомасе на территории Советского Союза была столь огромна, что на волне ажиотажа у нас даже вышел телевизионный детектив по мотивам произведений Липатова, в коих сельский участковый Анискин боролся с происками «последователей» гениального импортного преступника. Впрочем, это не единственная киноцитата: Фантомас также упоминается в чешской сказке «Арабелла», детской книжке Носова «Незнайка на Луне» и в советской комедии «Семь стариков и одна девушка». В общем, французы должны быть нам благодарны, мы их национального злодея полюбили всерьез и надолго.
Сама серия книг Марселя Аллена и Пьера Сувестра экранизировалась (выборочно) несколько раз. Первая инсталляция на тему случилась в начале века, два года спустя после выхода в свет романа «Фантомас» (1911). Немой сериал состоял из пяти серий и старался придерживаться хронологии и сюжетов книг, коих только за 1911 год авторы выпустили ровно 10 штук. За последующие полвека французские киношники несколько раз пытались воскресить на экране похождения таинственного убийцы, но никому не удавалось это сделать с таким блеском, как Юнебелю. Последний же намеренно отрешился от произведений писателей и снял нечто среднее между пародийной мистификацией и шпионским боевиком, перенеся действие в шестидесятые годы. Именно трилогия Юнебеля, несмотря на полное несоответствие с книжным оригиналом, и по сей день считается самой удачной киноверсией.
…Париж охвачен паникой и страхом. Таинственный Фантомас — душегуб, злодей и неуловимый грабитель — терроризирует столицу, наводя ужас на обеспеченных граждан. Он с невероятной легкостью уходит от полиции, и даже известный в народе комиссар Жюв не может поймать преступника, хотя и обещает со всех телеэкранов, что Фантомас вот-вот будет схвачен.
Беспомощность органов правопорядка забавляет звездного журналиста газеты «Рассвет» Жерома Фандора. Убежденный, что Фантомас — всего лишь выдумка, он всячески изгаляется в своих статьях над паникующими гражданами и даже подтасовывает факты, дабы улучшить тираж издания. Однако его очередная статья с поддельными фотографиями и сфабрикованным интервью позабавила всех, кроме самого Фантомаса. Узрев в тексте явную насмешку над собой, злодей похищает репортера и приказывает ему срочно написать опровержение.
Одной статьей дело не ограничилось. Загадочный бандит планирует не только улучшить свой имидж в прессе, но и под личиной Фандора (Фантомас научился копировать лица своих жертв) ограбить великосветский показ ювелирных украшений, дабы полностью дискредитировать писаку в глазах читателей. И только Жюв, который, несмотря на свои дурацкие выходки, полностью предан делу поимки преступника, может теперь спасти Фандора. Вместе журналист и комиссар выходят на охоту, но Фантомас слишком хитер и изобретателен, чтобы с первого раза попасться в западню…
Без сомнения, гениальная стилизация и шикарная комедия, одна из лучших в послужном списке блестящего французского комика Луи Де Фюнеса. В первом фильме актер был занят во вспомогательной роли, но оценив потенциал персонажа, в дальнейшем (впоследствии вышло еще два продолжения) продюсеры перетянули все одеяло на комиссара Жюва, а «Фантомас против Скотлэнд-Ярда» — это попросту бенефис Де Фюнеса.
Забавно, но советские зрители, в большинстве своем незнакомые с творчеством Аллена и Сувестра, восприняли кинофильм за чистую монету. Юнебель же не скрывал того факта, что снимал пародию, буффонаду, стеб на заданную тему, никоим образом не пытаясь экранизировать популярное криминальное чтиво начала ХХ века. Вот почему в фильме многие вещи поставлены с ног на голову, да и сами герои совсем не похожи на свои литературные прототипы.
Начнем с того, что инспектор службы безопасности Жюв — вовсе не эксцентричный придурок, коим его выставили авторы трилогии. Безусловно, Аллен и Сувестр вдохновлялись произведениями англичанина Артура Конан Дойля, а тандем Жюв-Фандор был задуман, как французский ответ классическому британскому дуэту Холмс-Ватсон. Книжный Жюв — хладнокровный служитель закона, который, как и Холмс, обладает даром дедукции, чрезвычайно наблюдателен и расчетлив. Он принимает правила игры, пользуясь всеми подручными методами, но не лишен обаяния, хитер и так же, как и его соперник, любит маскироваться.
Знаменитый Жан Маре, который на момент премьеры ленты уже находился в статусе суперзвезды и небожителя, сыграл в трилогии сразу две роли — Фандора и Фантомаса. И если первый получился у него просто шикарно, то злодей в маске стал поистине культовым персонажем. Правда, сам актер позднее признавался, что от постоянного ношения резиновой маски у него разыгралась нешуточная аллергия, в связи с чем после окончания съемок третьей картины Маре наотрез отказался участвовать в последующих сиквелах, один из которых (по слухам, распространенным актрисой Милен Демонжо) мог носить название «Фантомас в Москве». Да и Луи Де Фюнес порядком устал от своей роли, хотя ему-то было жаловаться грех, ибо комиссар Жюв в одночасье превратил его в ведущего комического актера Франции.
По поводу несоответствий можно говорить долго, начиная от мелких деталей (газета, в которой трудился Фандор, на самом деле называлась «Капитал», а не «Рассвет», а сам Маре был лет на тридцать старше книжного репортера) и заканчивая общей фабулой. Юнебель хотел снять комедию и сделал это с размахом, коему могут позавидовать любые пародии, вроде «Остина Пауэрса». Некоторые кадры навсегда стали классикой. Вспомните хотя бы мирно завтракающего Де Фюнеса, который забыл вытащить беруши после неспокойной ночи. Или знаменитый эпизод с фальшивой рукой из ленты «Фантомас разбушевался». И, конечно же, шедевральная сцена с повешенным в комнате из ленты «Фантомас против Скотлэнд-Ярда».
За полвека Аллен и Сувестр наплодили 43 романа о Фантомасе, причем последние 11 книг Аллен писал в одиночестве, его соавтор скончался. Юнебель ограничился тремя фильмами. Впоследствии французы попытались подойти к экранизации серьезно, выпустив на телевидении франко-германский мини-сериал под руководством Клода Шаброля и Хуана Луиса Бунюэля (сына того самого Бунюэля). Четыре серии телефильма скрупулезно следовали сюжету книги, однако ни участие звездного Хельмута Бергера («Гибель богов»), ни удобный формат не помогли проекту. Картина, кстати, демонстрировалась и на нашем телевидении, но зрители не смогли оценить ее по достоинству, ибо всецело полагали, что версия Юнебеля — единственно правильная. И разубеждать их в этом, если честно, не хочется.
Маска я тебя знаю что значит
«Чем я утешу пораженных
Ничтожным превосходством зла?»
Бэлла Ахмадуллина
Фраза, вынесенная в заглавие, как вы догадываетесь, позаимствована нами из карнавального этикета. В средневековой Венеции, а потом и в других странах, куда перекочевали карнавалы (в том числе, и в России, где они назывались маскарадами), если один человек узнавал другого несмотря на тщательную маскировку, он подходил совсем близко и шептал: «Маска, я тебя знаю!» Узнанный в ответ должен был открыть лицо. Карнавальные прятки для него на этом заканчивались.
Когда мы перестаем называть педераста педерастом, а покорно повторяем «голубой», то бессознательно ставим себя перед альтернативой: либо полюбить извращенцев, либо разлюбить небо, потому что оно голубого цвета.
По способу существования зло паразитарно, оно питается соками нашего интереса, энергией нашей скуки, уютно размещается в пустотах нашей души. Пылятся на полках прекрасные книги, ждут музеи и библиотеки, шумят деревья в лесу, всегда и для всех открыты двери храмов. А мы не видим, не слышим, не понимаем. Тупеем от газет, слепнем от телевизора. Им отдаем душу. Говорят, мы поглощаем информацию. Дудки! Это она поглощает нас. Говорят, во всем виноват заговор. Но не мы ли играем на руку заговорщикам? Ведь заговор бессилен, если не находит поддержки в массах. Во второй половине XVII в. английская королевская семья решила хорошенько нажиться на торговле опиумом. Уж более влиятельных заговорщиков трудно себе представить. Тем паче, что действовали они в своей стране, где, казалось, все рычаги власти были в их монарших руках. Но английские крестьяне, в то время еще набожные, а значит, нравственно здоровые, не клюнули на ядовитую приманку. И номер не прошел, «пробный маркетинг» провалился. А вот аристократия, нравы которой были уже порядком расшатаны, пристрастилась к опиуму и сделала его элементом своей аристократической культуры. Спустя же триста лет, во второй половине XX в., живая традиционная культура Англии выродилась в этнографию для туристов, и наркотики стали достоянием масс.
Пока мы вслед за «планировщиками» полагаем, что «ответственное родительство» заключается не в рождении и воспитании стольких детей, скольких нам дает Бог, а в рождении только «запланированных» и уничтожении «незапланированных»; пока мы прикрываем свою жестокость и эгоизм сетованиями на плохое качество жизни, у нас нет морального права обвинять кого бы то ни было в геноциде.
Ну, а чтобы облегчить читателям эту задачу, приведем краткий словарик и дадим перевод с «планировочного» языка на человеческий:
Что же касается нездоровых и/или нежеланных детей, то их надо убивать. Это подразумевается, но открыто не декларируется, дабы не шокировать недостаточно подготовленную публику. Что касается убийства всех нездоровых детей, то в современных российских условиях это составило бы более 30% от общего числа новорожденных, т.к. по последним данным, каждый третий рождающийся младенец имеет какие-то отклонения (напр., недостаточный вес). Нежеланных детей еще больше, особенно у молодых мам (которые, кстати, чаще, чем пожилые родители, рождают здоровых мальчиков и девочек). Так что избавляя их от «нежелательной беременности», мы серьезно обедняем российский генофонд. А вообще строгое следование «планировочным» лозунгам на фоне и без того катастрофического снижения рождаемости способно дать такие результаты, какие не дает даже настоящая, классическая(а не информационная!) война.
В «планировании семьи» даже на официальном уровне речи о семье не ведется. Мало того, есть методические указания для центров планирования семьи, где сказано, что критерием их успешной деятельности является количество произведенных абортов. И это очень показательно, поскольку свидетельствует о реальной цели создания подобных центров. Не количество вылеченных бесплодных пар, не число новорожденных младенцев является показателем эффективной работы «планировочного» центра, а именно количество абортов.
Ну, а коли так, то в нашем словарике мы можем определить «планирование семьи» как «ПЛАНИРОВАНИЕ НЕБЫТИЯ».
И делать все возможное для ПРИУМНОЖЕНИЯ И УКРЕПЛЕНИЯ ЖИЗНИ.
Маска, я тебя знаю: история возникновения самого известного символа карнавала
Венецианские маски сегодня известны, пожалуй, каждому. Они — символ карнавала, веселья и кутежа. Но всегда ли было так, и почему маска играла очень важную социальную роль? Зачем их носили и слуги, и господа? И всегда ли маски были символом венецианского карнавала?
В богатом городе иначе никак
Первые маски появились в Венеции в Средние века. В то время они были сделаны из папье-маше, украшены мехом, тканями, перьями и даже драгоценными камнями. Как это ни печально, первоначально маски использовались людьми, имеющими отношение к преступным делам или, например, задумавшими совершить адюльтер.
Здравствуйте, госпожа Маска
Именно так звучал один из нескольких вариантов приветствия в городе тысячи каналов. Общий уровень благосостояния в Венеции в те времена был необычайно высок по сравнению с другими городами Европы. Благодаря этому жители смогли создать своеобразную культуру, в которой сокрытие личности человека было делом, с одной стороны, необычайно важным, с другой — привычным почти каждому. Надевая маску, люди чувствовали необычайную свободу и вели себя совершенно раскованно в плохом смысле этого слова. Хотел ли кто-то мстить или совершить измену — маска всегда приходила на помощь.
Был в этом не только практический аспект («Меня никто не узнает!»), но и скрытый психологический мотив («В маске я уже как будто ведь и не я»). Словом, моральный облик Венеции в те годы оставлял желать лучшего. Женщины стали одеваться и вести себя легкомысленно, азартные игры велись не переставая, люди погружались в праздность и поверхностные связи. Но Рим долгое время закрывал на это глаза, поскольку получал щедрые отчисления в свою казну. Ремесленники, создающие маски, состояли в одной гильдии с художниками, которые наносили на гипс разнообразные рисунки, чем придавали изделию законченный вид.
Под запретом
По прошествии определенного времени право носить маски в обычной жизни было поставлено под запрет, за исключением определенных месяцев в году. А после 1100-х годов вошел в силу полный запрет, исходящий от Католической церкви. Со временем, впрочем, было допущено некоторое послабление, касающееся периода между Рождеством и Покаянным Вторником. Этот период преобразовался в знаменитое яркое шествие — карнавал — десятидневный праздник для народа Венеции. Правда, он сопровождался изъятием из рациона мяса, так как это было как раз накануне Великого поста, но это не портило отношение людей к самому карнавалу, народ был счастлив и веселился от всей души. Несмотря на то, что в эпоху Просвещения венецианский карнавал был непопулярен, с 1979 года его празднование возобновилось.
В настоящее время история масок почти забыта. Их покупают в качестве сувениров и показывают друзьям и родственникам как память о незабываемой стране и ее культуре. Как представить Венецию без масок? Невозможно. Ведь без них невозможна бурлящая толпа и веселье, зажигательные выкрики и красивейшее действо — карнавал. А без него, согласитесь, Венеция бы просто перестала быть самой собой.
«Маска, я тебя знаю!» Маша Слоним — об отношении к главному символу пандемии
Я поймала себя на том, что мое отношение к маскам стало меняться. Начав, как и все, с простых голубых медицинских, за которыми в первые недели пандемии так все гонялись, со временем я стала разборчивее. Маска сейчас является не просто ежедневным аксессуаром, как одноразовые бумажные платки, а чем-то большим. Это уже не только защита от вируса, но и заметная часть туалета, а иногда и стейтмент, «высказывание».
Перебрав случайные одноразовые и скучные маски, я стала искать красивые и, главное, удобные. И, конечно же, многоразовые, тряпичные или сделанные из какого-то интересного «дышащего» материала. Поняв, что пандемия с нами надолго, я стала искать что-то более перманентное и приемлемое. Нам с масками жить, причем, неизвестно, как долго, поэтому хочется комфортного сожительства.
Когда мы еще думали, что пандемия — это ненадолго, одноразовые медицинские, голубые всех устраивали. Подумаешь — поношу, выброшу, еще поношу, глядишь, и эпидемия закончится. Но она не закончилась. Закончились поначалу маски и другая защитная одежда, которая жизненно необходима медперсоналу и тем, кто ухаживает за стариками в домах престарелых. Рынок постепенно выровнялся, и голубые одноразовые маски заполонили магазины, сайты, помойки и, как говорят, мировой океан. Одноразовые маски оказались совсем не бумажными, а синтетическими, неразлагаемыми. Я случайно постирала забытую в кармане брюк такую маску и, к своему удивлению, увидела, что с ней ничего не случилось — она вышла из стирки, как новенькая. Синтетика! Боюсь, ей ничего не сделается еще сто или даже тысячу лет.
Правда, сейчас рынок, уловив, что маски с нами надолго, и следуя тренду на защиту окружающей среды, стал предлагать биоразлагающиеся одноразовые маски, но, как и все, сделанное из разлагающихся материалов, они дороже своих «вредных» братьев. Да к тому же похожи как близнецы на те, первые медицинские, и цветом, и фасоном, так что как-то не хочется тратить почти 16 фунтов за 50 штук, которые скоро закончатся. Ведь теоретически выбрасывать одноразовую маску надо после каждого ношения. Не напасешься.
Нет, теперь мы стали более разборчивыми и захотели найти что-нибудь покрасивее и поинтересней. Рынок и дизайнеры предлагают маски на любой вкус: в цветочек, в горошек, в полосочку и со сложными яркими узорами. Смешные разноцветные и строгие белые и черные. Тряпичные многоразовые, удобные и не очень, но зато красивые. Откликнулся не только рынок, но и модные дома. Маски забавные, маски дорогие, маски в тон костюму, маски свадебные, даже маски политические, с актуальными лозунгами поперек лица.
Кстати, о ценах. Маски из ткани с 51 процентом шелка в Великобритании можно купить за 20—40 фунтов стерлингов, а пижамный комплект с маской в тон от Dolce & Gabbana обойдется в 945 фунтов стерлингов. Не совсем понятно, правда, зачем человеку в пижаме нужна маска, но, наверное, и на такое есть спрос. Маска уже становится просто модным аксессуаром?
Но отношение к маскам разделило людей. В Британии они стали чуть ли не еще более серьезным яблоком раздора, чем Брекзит. Народ восстал против масок как символа «несвободы» не только в Великобритании, конечно. Уже по тому, как человек называет этот, казалось бы, невинный и даже где-то необходимый предмет, можно понять, как он относится к самому явлению масок и требованиям их носить. Для русскоязычных противников это «намордник», для англоязычных — «muzzle», то есть тот же намордник.
Для меня маска это своего рода забрало, которое защищает от агрессивного и не совсем понятного, но коварного врага. Конечно, хорошо бы, чтобы, став необходимым аксессуаром, маска была удобным и красивым предметом туалета. И, конечно же, если уж приходится носить ее в общественных местах, пора уже научиться улыбаться глазами, а не рычать друг на друга, будто на вас не маска, а намордник.