О чем сонеты петрарка
О чем сонеты петрарка
Итальянское название книги сонетов Петрарки – «Канцоньере» (букв. «Песенник»). Поэт работал над ней многие годы, начиная с 1336 г. Окончательная редакция книги (1373), озаглавленная по-латыни «Rerum vulgarium fragmenta» («Отрывки на народном языке»), содержит 366 произведений (317 сонетов, 29 канцон, 9 секстин, 7 баллат, 4 мадригала).
Петрарка. Сонеты. Краткое содержание. Слушать аудиокнигу
Главная тема «Канцоньере» излагается Петраркой в первом, вступительном сонете. Это рассказ уже зрелого человека о смятении чувств, которое он претерпел когда-то давно, в пору молодости. Тема всей книги – юношеская любовь к Лауре, высокая, чистая, порывистая, но робкая и неразделенная. Петрарка надеется, что его сонеты встретят сочувствие и сострадание. Он надеется пробудить в читателях те самые чувства, которых сам теперь стыдится и которые вызывают у него боль раскаянья.
Франческо Петрарка. Художник Андреа дель Кастаньо. Ок. 1450
На своё прежнее любовное чувство Петрарка смотрит в Сонетах, как бы анализируя его со стороны, ибо теперь, спустя годы, он «отчасти уже не тот, кем был прежде». В книге рассказывается о муках отвергнутой любви, о несбывшихся надеждах, но страсть никогда не выплескивается на поверхность. Петрарка не изливается в переполняющих его чувствах, он вспоминает о прошлой любви.
Что делаешь? Что ищешь? Что назад
Глядишь на дни, которым нет возврата,
О скорбный дух? Что хворостом богато
Питаешь пламя, коим ты объят?
(CCLXXIII, перевод А. Эфроса)
«Осталось позади шестнадцать лет моих томлений. », пишет Петрарка (сонет CXVIII), «Семнадцать лет кружится небосвод, с тех пор как я горю. » (сонет CXXII) и т. д. Книга сонетов представляет собой нечто вроде хронологии жизненного романа. Иногда Петрарка даже называет себя историком Лауры и сравнивает себя с Гомером, Вергилием и Эннием (сонеты CLXXXVI, CLXXXVIII).
Тем не менее ни Лаура, ни любовь в «Сонетах» не знают развития. Воспоминания в книге построены не так, как строятся мемуары. В «Сонетах» отсутствует их последовательность. Уже умершая Лаура не менее прекрасна и не менее реальна, чем Лаура живая, и любима Петраркой не менее искренно.
Вновь предо мной, как в те года расцвета,
Она стоит в лучах звезды своей,
Она была такой на утре дней,
Достоинством и строгостью одета –
И вот опять ей шлю слова привета
И жду, как дара, сладостных речей.
(CCCXXXVI, перевод А. Эфроса)
Воспоминания возрождают любовь и стирают границы между реальным и идеальным.
Реальность образу Лауры придают у Петрарки не отдельные детали ее облика: золотые волосы, красивая рука, зеленый цвет ее платьев и т. д., – новым в «Сонетах» является внутренний мир поэта, восприятие им окружающего. Лаура получает жизнь от потока реальных человеческих воспоминаний, в котором она все время возникает как прекрасное видение и вне которого она не существует. Читатель видит ее такой, какой ее созерцает сам влюбленный Петрарка, для которого она не аллегория Истины Веры, или Любви (как Беатриче у Данте), а реальная женщина, хотя и идеализированная. У Данте красота, прежде чем стать атрибутом Беатриче, была атрибутом бога, Петрарка же делает ее принадлежностью человека. Поэзия «Сонетов», развивая общую тенденцию эпохи Возрождения, открывала и утверждала красоту реального мира, хотя этот мир и существовал в лирической книге Петрарки только в потоке воспоминаний.
Обратившись к теме любви, Петрарка следовал традициям поэзии на народном языке, которая, согласно Данте, «изначально создана для любовных песен». В «Сонетах» природа лирически противопоставлена городу, ограничивающему внутреннюю свободу поэта. Красота любимой женщины – это красота по-ренессансному естественного мира. Чувство любви к Лауре перерастает в характерное для гуманизма радостное приятие земного. Знаменитый сонет LXI стал своего рода лирическим манифестом новой эпохи европейской истории и именно так воспринимался современниками, начиная с Боккаччо:
Благословен день, месяц, лето, час
И миг, когда мой взор те очи встретил!
Благословен тот край и дол тот светел,
Где пленником я стал прекрасных глаз!
Благословенна боль, что в первый раз
Я ощутил, когда и не приметил,
Как глубоко пронзен стрелой, что метил
Мне в сердце бог, тайком разящий нас!
Благословенны жалобы и стоны,
Какими оглашал я сон дубрав,
Будя отзвучья именем Мадонны!
Благословенны вы, что столько слав
Стяжали ей, певучие канцоны, –
Дум золотых о ней, единой, сплав!
(Перевод Вяч. Иванова)
Любовь в «Сонетах» – чаще грустное, а порой и мучительно-тревожное чувство, граничащее с отчаяньем. Она изображается Петраркой не только как радость, но и как боль. Она печальна, потому что она – любовь отвергнутая. Счастливых минут поэт может вспомнить не так уж много.
Ещё в средневековом духе Петрарка кается в греховности своей любви, но не отрекается от нее, не проповедует аскетического презрения к миру. Печаль «Сонетов» во многом порождена пониманием того, что красоту человек удержать не в состоянии: она хрупка и преходяща. Герой Петрарки боится смерти и мучится мыслями о посмертной судьбе.
Личность человека Возрождения дает основное содержание всему сборнику «Сонетов». Каждое его стихотворение отражает какое-то состояние внутренней жизни поэта, имеет собственное содержание, но одновременно включается в художественное целое книги, определяемое новым пониманием любви, природы и общества, уже далеко не вполне средневековым, а стоящим близко к гуманистическому.
Петрарка создал в «Сонетах» особый, ренессансный художественный стиль, который полтора века спустя оказал влияние на поэзию всего европейского Возрождения. В XVI в. через школу петраркизма пройдут многие лирики Италии, Франции, Испании, Португалии, Англии.
Петрарка. Жизнь, превращенная в сонеты
Суждения обо мне людей будут многоразличны, ибо почти каждый говорит так,
как внушает ему не истина, а прихоть, и нет меры ни хвале, ни хуле.
Ф.Петрарка (1)
Петрарка, из уст которого что слово, то блаженство.
К.Батюшков (2)
В непростое время довелось жить певцу Лауры:
Жестокая звезда — недобрый знак —
Отражена была в моей купели,
В жестокой я качался колыбели,
В жестоком мире сделал первый шаг.
Сонет 174, пер. Е.Солоновича (3)
XIV век. Крупнейшие итальянские города-коммуны достигли своего экономического расцвета. Однако, хотя свободные городские коммуны и господствовали в это время, рост капиталистических отношений не мог не привести к их разложению и, как следствие, усилению монархических тенденций, усилению влияния церкви. Ряд крупных городов перешел от республиканского строя к монархическому — принципату. Между ними постоянно шли междоусобные войны.
В такое противоречивое время довелось жить одному из первых гуманистов итальянского Возрождения, ученому и поэту Франческо Петрарке. Этот период — период перехода от развитых феодальных отношений к нарождающимся капиталистическим и определил некую раздвоенность творческого существования Петрарки. С одной стороны, для него характерно понимание естественных человеческих отношений, с другой — стремление к платонической любви. Это противоречие он примирить не мог, и на протяжении всех сонетов на жизнь Лауры это заметно.
Так повелось, что, утоляя жажду,
Из одного источника живого
Нектар с отравой вперемешку пью.
Сонет 164, пер.Е.Солоновича (4)
И еще одно противоречие всю жизнь решал Петрарка — стремление к свободе и нежелание и невозможность уйти от несвободы страсти и веры.
Но душу угнетать дано каким законом?
Душа — она вольна, здесь плоть в тиски взята.
Сонет 122, пер.А.Ревича (5)
Я сам в его ярме влеку свой воз,
Освобождаться поздно — труд напрасный.
Сонет 197, пер.А.Ревича (6)
У страсти и привычки в поводу.
Сонет 211, пер.А.Ревича (7)
А у меня из песни в песню тема
Ярма кочует. Сколько под ярмом
Еще ходить?
Канцона 50, пер.Е.Солоновича (8)
На протяжении всей «Канцонере» звучит мотив страсти, с которой поэт вынужден всю жизнь бороться и борьба эта не давала покоя его душе. Он пытается примирить эти непримиримые начала — страсть и греховность любви. В «Моей тайне» это находит свое воплощение. Страстно спорит Франциск с Августином о том, что любовь к прекрасной женщине вовсе не безумие, не заблуждение, но благо.
«В моей любви никогда не было ничего постыдного, ничего непристойного, вообще ничего преступного, кроме ее чрезмерности. Будь она еще в меру, нельзя было бы придумать ничего прекраснее.» (9)
Зачем я жил? На что растратил дни?
Сонет 364, пер.Вяч.Иванова (10)
В слезах былые времена кляну,
Когда созданью бренному, беспечный,
Я поклоняться мог и жар сердечный
Мешал полет направить в вышину.
Сонет 365, пер.Е.Солоновича (11)
К сожалению, русский читатель, не владеющий языком оригинала, может судить о красоте созданий Петрарки только в переводах, доверяясь вкусу и таланту переводчика. Как отмечает Н.Томашевский, лишь трое из русских переводчиков смогли более или менее верно воссоздать сонеты Петрарки, хотя и в небольших количествах. Это К.Батюшков и И.Козлов, а в ХХ веке — Вяч. Иванов. (12) Однако, если первые привносили в свои переводы, соответственно со своими взглядами на поэзию, элементы романтизма, то Вяч.Иванов приближал сонеты Петрарки к русскому символизму. В обоих случаях собственно Петрарка как поэт нам представляется лишь приближенно. А например К.Батюшков считал, что его сонеты вообще не поддаются переводу, ибо очень многое теряют.
«Стихи Петрарки. не должно переводить ни на какой язык; ибо ни один язык не может выразить сладость тосканского и особенной сласти музы Петрарковой.» (13)
Может быть потому современному читателю русских переводов и не совсем понятна та высокая оценка творчества Петрарки, которая принята в мировой литературе. Ведь Петрарка и его любовь к Лауре существуют в человеческом сознании уже помимо его сонетов и канцон, и знакомство с ними (сонетами) оставляет двойственное впечатление.
С одной стороны ощущается сила страсти поэта, потрясение, испытанное от встречи и дальнейшего мучительного осознания недоступности предмета любви. Ведь как раз недоступность и распаляет страсть, и чтобы меньше страдать от этой страсти, поэт обожествляет Лауру, особенно после смерти.
А с другой стороны, постоянно чувствуется какая-то приторность такой любви, ее ненастоящесть, придуманность. Иной раз это похоже просто на игру, особенно, когда он называет ее «моя врагиня» и т.д. Чего стоит такое, например, высказывание:
Коль скоро я предвидеть был бы в силе
Успех стихов, где я вздыхал о ней,
Они росли бы и числом скорей,
И большим блеском отличались в стиле.
Сонет 293, пер.Е.Солоновича (14)
Иногда возникает мысль, что Петрарка использует любовь уже как литературный прием, т.е. под этим предлогом говорит обо всем, что угодно. Как пишет К.Батюшков: «. ни одно чувство, ни одно духовное наслаждение, ни одно огорчение не было утрачено для муз. » (15) Приходит на ум также мысль о привычке. Кстати, Петрарка и сам не отрицает этого: «У страсти и привычки в поводу. » (7), «. мой дух привык ей удивляться, глаза привыкли смотреть на нее. » (16) Быть может, это от несовершенных переводов, быть может от того, что потомки Петрарки канонизировали его создания. Во всяком случае, то обстоятельство, что поэт писал сонеты на итальянском языке, а не на латинском и называл их безделушками, не может не наводить на мысль о некоторой лукавинке, с которой сонеты и канцоны создавались. Конечно, не все, но почему создается такое впечатление? То ли от чрезмерной серьезности, выспренности стихов, то ли от сказочности, нереальности самой любви. Ведь Петрарка с таким наслаждением и самоотдачей погружался в античный мир, что его не могло не коснуться античное понимание любви, не отделяющей чувственную любовь от «головной», высшей. Ибо античный культ человека, красоты его тела и чувств был противен средневековым понятиям о греховности чувственной любви. Петрарка писал в «Письме к потомкам»: «Время, в которое я жил, было мне всегда так не по душе, что, если бы не препятствовала тому моя привязанность к любимым мною, я всегда желал бы быть рожденным в любой другой век и, чтобы забыть этот, постоянно старался жить душою в иных веках». (17)
Петрарка не испытал нужды — он был обласкан и принят богатейшими людьми Италии, ему покровительствовали многие знатные семьи. Однако, он никогда не льстил никому, ибо больше всего на свете любил свободу:
Напевам, сложенным кому-нибудь в угоду,
Я стоны предпочел во имя той, одной.
Сонет 296, пер.А.Ревича (18)
А в «Письме к потомкам» это выражено еще более определенно: «Столь сильная была мне врождена любовь к свободе, что я всеми силами избегал тех, чье даже одно имя казалось мне противным этой свободе». (19) Он так привержен был свободе, что страдал и от своей любви, хотя и считал ее высшим чувством. После смерти Лауры он пишет:
И я опять свободою владею
И сладостной и горькой.
Сонет 363, пер.З.Морозкиной (20)
И еще один Петрарка встает из его произведений — поэт, болеющий душой за счастье своей страны, за мир, за справедливость.
Обжорство, леность мысли, праздный пух,
Погубят в людях доброе начало:
На свете добродетелей не стало,
И голосу природы смертный глух.
Сонет 7, пер.Е.Солоновича (21)
Три сонета — 136,137,138 направлены против папского двора в Авиньоне. Петрарка страстно желает, чтобы папский двор снова был переведен в Рим, столь чтимый и любимый им, великий Рим, чьи поэты так близки были Петрарке. Велик его гнев против новой столицы:
Исток страданий, ярости притон,
Храм ересей, начетчик кривосудам,
Плач, вопль и стон вздымаешь гулом, гудом,
Все — ложь и зло; был Рим, стал Вавилон.
Сонет 138, пер.Ю.Верховского (22)
Его тревожат междоусобные войны между городами, областями Италии. Он просит бога:
И над священной смилуйся страною,
Охваченной резнею
Без всяких оснований для резни.
В сердцах искорени
Жестокое начало.
Канцона 128, пер.Е.Солоновича (23)
В тревожное и жестокое время жил Петрарка. Переломные этапы истории, в один из которых довелось жить Петрарке, всегда отличаются и неустойчивостью, и стихийностью, но и определенной свободой, независимостью от сложившегося положения вещей, потому что оно как раз рушится, а что будет — того никто не знает. В этом смысле Петрарке выпала судьба завидная, хотя и тяжелая. Петрарке не пришлось отказываться от своих произведений, как Боккаччо от «Декамерона», правда и такой степени реалистичности, как у Боккаччо, Петрарка не достиг. Все же он был поэтом и только возвышенные чувства считал достойными пера.
. Мир свидетель,
Что красота и чистота — едины.
Сонет 154, пер.Вяч.Иванова (24)
Спустя столетья кто-нибудь вздохнет:
«Несчастный, что он пережил, страдая,
Но как любовь его была светла!»
Сонет 205, пер.А.Ревича (25)
В то же время он вполне реалистичен в своих вещах, писанных на латыни, скажем, в письме к Гвидо Сетте о том, как меняются времена. Стремление же в стихах к художественности, в тогдашнем понимании и не давало ему более трезво, реалистично подходить к изображаемым чувствам.
Все же судьба Петрарки и его любви, запечатленная в его сонетах, и до сих пор остается символом истинной любви, и в этом смысле он был прав, считая только такую, высшую любовь истинной, безгреховной. С восхищением воспринял поэзию Петрарки романтик К.Батюшков, он в восторге от его стихов, но уже Пушкин в одном из писем брату Льву замечает: «. роль Петрарки мне не по нутру.» (26) Хотя речь в данном случае идет о поэме «Бахчисарайский фонтан», романтической поэме Пушкина, которую он не хотел показывать как раз оттого, что там речь шла о любви к женщине, «в которую я был очень долго и очень глупо влюблен» (26). Пушкин, видимо, не ценил высоко поэзию Петрарки как раз потому, что ее ценили романтики, а Пушкин уже освобождался от романтизма. С сонетами Петрарки можно сравнить и «денисьевский» цикл Тютчева. Насколько, однако, ненастоящими кажутся стихи Петрарки перед этими шедеврами. Как бумажные цветы перед живыми. Хотя и тютчевские стихи насыщены античностью.
Приходится снова пожалеть, что сравнивать приходится лишь переводы и поверить на слово К. Батюшкову, что сонеты Петрарки действительно «не должно переводить», по крайней мере так, как это сделано.
Роль же великого итальянского гуманиста и поэта Франческо Петрарки в истории литературы и культуры человечества бесспорна, как бесспорно и то, что на плечах таких гигантов, какими предстают деятели итальянского Возрождения, стоит и великая русская литература, до сих пор ставящая возвышенное в человеке на первое место.
Обресть в молчанье силы мудрено,
Но было говорить запрещено,
И я кричал — кричали песен строки.
Канцона 23, пер.Е.Солоновича (29)
1. Ф.Петрарка. Сонеты, канцоны, секстины, баллады, автобиографическая проза. М. Правда. 1984. стр.394
2. К.Н.Батюшков. Нечто о поэте и поэзии. М. Современник. 1985. стр.252.
3. Ф.Петрарка. Сонеты, канцоны, секстины. М. Правда. 1984. стр.164.
4. Ф.Петрарка. Сонеты, канцоны, секстины. М. Правда. 1984. стр.154
5. Ф.Петрарка. Сонеты, канцоны, секстины. М. Правда. 1984. стр.209
6. Ф.Петрарка. Сонеты, канцоны, секстины. М. Правда. 1984. стр.187
7. Ф.Петрарка. Сонеты, канцоны, секстины. М. Правда. 1984. стр.199
8. Ф.Петрарка. Сонеты, канцоны, секстины. М. Правда. 1984. стр.354
9. Ф.Петрарка. Сонеты, канцоны, секстины. М. Правда. 1984. стр.510
10. Ф.Петрарка. Сонеты, канцоны, секстины. М. Правда. 1984. стр.340
11. Ф.Петрарка. Сонеты, канцоны, секстины. М. Правда. 1984. стр.341
12. Ф.Петрарка. Сонеты, канцоны, секстины. М. Правда. 1984. стр.12-19
13. К.Н.Батюшков. Нечто о поэте и поэзии. М. Современник. 1985. стр.146
14. Ф.Петрарка. Сонеты, канцоны, секстины. М. Правда. 1984. стр.276
15. К.Н.Батюшков. Нечто о поэте и поэзии. М. Современник. 1985. стр.151
16. Ф.Петрарка. Сонеты, канцоны, секстины. М. Правда. 1984. стр.525
17. Ф.Петрарка. Сонеты, канцоны, секстины. М. Правда. 1984. стр.396
18. Ф.Петрарка. Сонеты, канцоны, секстины. М. Правда. 1984. стр.279
19. Ф.Петрарка. Сонеты, канцоны, секстины. М. Правда. 1984. стр.396
20. Ф.Петрарка. Сонеты, канцоны, секстины. М. Правда. 1984. стр.339
21. Ф.Петрарка. Сонеты, канцоны, секстины. М. Правда. 1984. стр.30
22. Ф.Петрарка. Сонеты, канцоны, секстины. М. Правда. 1984. стр.130
23. Ф.Петрарка. Сонеты, канцоны, секстины. М. Правда. 1984. стр.371
24. Ф.Петрарка. Сонеты, канцоны, секстины. М. Правда. 1984. стр.144
25. Ф.Петрарка. Сонеты, канцоны, секстины. М. Правда. 1984. стр.195
26. А.С.Пушкин. Собрание соч. в 10 томах. т.9. М. ГИХЛ. 1962. стр.70
27. М.П.Алексеев и др. История зарубежной литературы. Средние века и Возрождение. М. Высшая школа. 1978. стр.228
28. Ф.Петрарка. Сонеты, канцоны, секстины. М. Правда. 1984. стр.396
29. Ф.Петрарка. Сонеты, канцоны, секстины. М. Правда. 1984. стр.349
Итальянские сонеты Петрарки и Данте
Сонет в нашем восприятии тесно связан с итальянской поэзией и Возрождением. Неудивительно, ведь эта поэтическая форма возникла на заре эпохи и во многом задала вектор развития всей культуре Ренессанса. И, пожалуй, сильнее всего прославили сонетную форму такие великие итальянские поэты, как Данте Алигьери и его «преемник» Франческо Петрарка.
Поэзия Dolce stil nuovo и сонеты Данте Алигьери
В 1260-х годах, на стыке Средневековья и Возрождения, в Италии зародилось поэтическое направление, впоследствии получившее название поэзии «нового сладостного стиля» – Dolce stil nuovo. Примкнувшие к этому течению поэты – «стильновисты» – прославляли слияние «земной» и «небесной» любви, до той поры разделенных понятий, используя в своих произведениях сложную систему символов, образов и метафор.
В число стильновистов входил и молодой Данте Алигьери, а его La Vita Nuova – «Новая жизнь» стала величайшим циклом сонетов в XIII веке. Вышедший из-под пера гения итальянской поэзии, этот цикл стал первым, где сонеты объединились с авторским комментарием, создав одну из самых тонких трактовок любви в литературе Европы.
Повествование Данте в стихах и прозе можно назвать первым психологическим романом. Комментарии в «Новой жизни» кратки, но они помогают раскрыть личность повествователя, чьи переживания присутствуют в каждом сонете, как и его стремление донести до внешнего мира свои чувства.
Структура и мотивы «Новой жизни»
В составе сборника насчитывается 31 стихотворение: 25 сонетов, 1 баллата, 3 канцоны и 2 неполные канцоны длиной в одну и две строфы. Каждое стихотворение рассказывает о жизни Данте с 1274 по 1291 год, когда он был влюблен в девушку, которую он называет Беатриче. Поэтические эпизоды снабжены комментариями самого Данте и образуют структуру, известную как prosimetrum – смешанное прозаическое и стихотворное повествование.
Автор называет свой сборник книгой памяти. Сюжет книги рассказывает о нескольких встречах Данте с Беатриче, ставшей предметом его тайной влюбленности, воспеванию которой он посвящает всего себя. За внешне простой фабулой «Новой жизни» скрыта лирическая исповедь в духе поэзии Dolce stil nuovo. Любовь к Беатриче возводится в высший идеал, переходя рамки личного и обращаясь к философским размышлениям о любви, смерти, красоте, духовном служении.
В ранних сонетах Данте его возлюбленная не появляется, а поэт ведет беседы с Амуром о своей любви.
Позавчера я на коне скакал,
Задумавшись, исполненный тревоги.
И мне Амур явился средь дороги,
В одеждах легких странника предстал.
Во второй части перед читателем предстает сама Беатриче: смиренная, кроткая, похожая на ангела:
Она идет, восторгам не внимает,
И стан ее смиреньем облачен,
И кажется: от неба низведен
Сей призрак к нам, да чудо здесь являет.
Ее образ – хрупкий, мерцающий, едва различимый:
Ее чело как жемчуг, где мерцает
Прозрачно разлитая бледнота…
В третьей части, следующей за смертью Беатриче, Данте посвящает четыре сонета некой сострадательной даме, которая напомнила ему его возлюбленную:
Я видел, как глубоко состраданье
Запечатлел ваш милосердный лик,
Когда, смущенный, дол я поник
Во власти скорбного воспоминанья.
В последнем сонете, завершающем поэтическую историю Данте и Беатриче, говорится о мистическом видении Беатриче поэту в сияющем чертоге:
И, достигая область вожделения,
Дух пилигрим во славе видеть мог
Покинувшую плен земных тревог,
Достойную похвал и удивленья.
При жизни Данте «Новая жизнь» не имела особого успеха: рукописи ее немногочисленны, а полный печатный текст появился в конце эпохи Возрождения, в 1576 году (предыдущее издание 1527 года содержало только стихи). Более поздние достижения «Божественной комедии» затмили достижения «Новой жизни»: стихи La Vita Nuova кажутся незрелыми и спонтанными, их качество разнится. Однако в совокупности они составляют часть очень сложного повествования, которое увлекло исследователей жизни и мысли Данте, а также средневековой философии и теологии.
Другие сонеты Данте
Одним из распространенных приемов Dolce stil nuovo стало обсуждение проблем любви через обмен сонетами между собратьями по перу. Вот, например, сонет Данте флорентийского периода, обращенный к Гвидо Кавальканти, где упоминается также флорентийский поэт Лаппо Джанни:
О если б, Гвидо, Лaпo, ты и я,
Подвластны скрытому очарованью,
Уплыли в море так, чтоб по желанью
Наперекор ветрам неслась ладья,
Чтобы Фортуна, ревность затая,
Не помешала светлому свиданью;
И легкому покорные дыханью
Любви, узнали б радость бытия.
И Монну Ладжу вместе с Монной Ванной
И той, чье тридцать тайное число,
Любезный маг, склоняясь над волной,
Заставил говорить лишь об одной
Любви, чтоб нас теченье унесло
В сиянье дня к земле обетованной.
Сонет близок к провансальским «стихам о желаемом», распространенному жанру в Италии того времени.
В творчестве молодого Данте, как и других представителей Dolce stil nuovo четырнадцатистрочный сицилийский сонет, нисколько не теряя своей способности спорить, наставлять, умолять, высмеивать, обретает способность отражать высокодуховные поиски внутреннего «я», его трансформацию через соприкосновение с идеалом.
«Канцоньере»: сонеты Франческо Петрарки
Уже в XIV веке сонет попал под влияние нового гения – Франческо Петрарки. Его «Книга песен», или «Канцоньере» – собрание из 317 сонетов, 29 канцон, 7 баллад и 4 мадригалов – стала величайшим источником вдохновения для любовной поэзии ренессансной Европы и оставалась им вплоть до XVII века. Сонет не был придуман им, но стал его детищем.
Сонет, воплощающий совершенство краткого равновесия, является господствующей формой сборника. Почти все стихи «Канцоньере» посвящены главному событию личной жизни Петрарки – любви к Лауре. И если Данте после смерти своей Прекрасной Дамы обратился к более высокому типу письма, Петрарка и после смерти Лауры продолжил писать любовные сонеты, хотя и изменил их содержание.
Франческо начал писать сонеты в 1330-х годах, но сонет, который открывает «Канцоньере», был написан гораздо позже, около 1350 года, то есть уже после смерти Лауры. «Книга песен» распадается на две основные части: сонеты «на жизнь» и «на смерть» Лауры.
Структура и мотивы «Канцоньере»
Сонет, изобретенный около 1235 г., был «унаследован» Петраркой в XIV веке и получил название в честь его имени – петраркистский сонет.
Все сонеты Петрарки состоят из четырнадцати стандартных строк, и почти во всех присутствует четкая граница – вольта – между октавой и секстетом, за исключением тех немногих, где первый терцет является продолжением октавы. В рифмовке в подавляющем большинстве отдается предпочтение «обычной октаве» – ABBA ABBA, которая встречается в 303 из 317 сонетов. В секстете Петрарка почти в равной степени пользуется рифмой CDE CDE (в 115 сонетах) и CDC DCD (в 108 сонетах), и только в 66 – CDE DCE (сравните эту структуру с английскими сонетами Шекспира).
Совокупность сонетов Петрарки была предвосхищена, хотя и не в столь выверенной форме, в «Новой жизни» Данте. Цикл представляет собой собрание в основном из сонетов, перемежающихся через неравные интервалы канцонами, небольшим количеством баллат и мадригалов. Сборник состоит из датированных стихов, начиная с 1334 и заканчивая 1358 годом, и только два сонета (145, 266) выпадают из этой последовательности. Петрарка также включил стихи, не связанные с Лаурой – стихи о политике и дружбе.
Это та оправа, в которую Петрарка облек свое «я» и передал восхищенным взорам своих преемников.
Метафоричность и символизм в сонетах Петрарки
По счастливой случайности возлюбленную Петрарки звали Лаурой (если это действительно было ее настоящее имя), что позволило поэту сплести сеть метафорических, символических и мифических терминов, которая простирается на весь «Песенник».
«Лаура», или «Лауретта», происходит от «лавра», дерева Аполлона, покровителя поэтов. То есть объект любви говорящего также является объектом устремлений писателя – женщина Лаура и лавровый венец поэзии (в заголовке, которым Петрарка снабдил «Канцоньеры», он назвал себя, «лауреатом»). Благодаря другой особенности итальянского языка, «Лаура» слышится как «l’aura», «бриз», а также «l’auro», «золото».
Метафора, лежащая в основе поэзии, не очень свойственна сонету. Его краткость диктует выбор метафоры. Точно так же, как большие шкафы не подходят для маленьких комнат, эпические сравнения, аллегории или изощренные образы очень трудно сократить до длины сонета. Сонет предпочитает компактные формы, такие как символизм и быстрая аллюзия.
Например, в сонете 90 любовь сопоставляется со стрелой в сердце:
В колечки золотые ветерок
Закручивал податливые пряди,
И несказанный свет сиял во взгляде
Прекрасных глаз, который днесь поблек,
И лик ничуть, казалось, не был строг —
Иль маска то была, обмана ради? —
И дрогнул я при первой же осаде
И уберечься от огня не смог.
Легко, как двигалась она, не ходит
Никто из смертных; музыкой чудесной
Звучали в ангельских устах слова.
Живое солнце, светлый дух небесный
Я лицезрел… Но рана не проходит,
Когда теряет силу тетива.
Петрарка перенял у стильновистов идею о том, что любовь меняет видение вещей. Но он был способен метафоризировать целый ландшафт, чтобы выразить себя или свое «я» так, как до него никто не делал:
Щебечут птицы, плачет соловей,
Но ближний дол закрыт еще туманом,
А по горе, стремясь к лесным полянам,
Кристаллом жидким прыгает ручей.
И та, кто всех румяней и белей,
Кто в золоте волос — как в нимбе рдяном,
Кто любит Старца и чужда обманам,
Расчесывает снег его кудрей.
Я, пробудясь, встречаю бодрым взглядом
Два солнца – то, что я узнал сызмала,
И то, что полюбил, хоть нелюбим.
Я наблюдал их, восходящих рядом,
И первое лишь звезды затмевало,
Чтоб самому затмиться пред вторым.
То, что в первом катрене кажется простым описанием рассвета в Воклюзе, в итоге превращается в развернутую метафору, в которой возлюбленная предстает в образе солнца.
Во второй части «Канцоньере» после своей смерти (сонет 267) Лаура изображается Петраркой нисходящей с небес, чтобы сказать ему слова утешения, которых не могла сказать при жизни:
Но, к счастью, утешенье вновь и вновь
Приносит мне владычица моя —
В другие утешенья я не верю.
Она становится donna angelicata, ангелом в женском обличии, указывающим ему место его последнего успокоения в небесной обители.
Петрарка, не только в отдельных сонетах, но путем повторения и усиления через всю «Книгу песен», создал одно из самых богатых поэтических пространств для самовыражения, когда-либо придуманных одним поэтом. Он сделал сонет, по его выражению, «голосом вздохов». Его сиюминутную, провидческую, мистическую природу, перенятую у стильновистов, Петрарка использовал для выражения земного чувства и стремления к красоте, облачив свободу эмоций в строгую сонетную форму.